Чужое небо
Шрифт:
А немцы уже неудержимо скользили с громадной воздушной горы. Приходилось принимать бой в невыгодных условиях. Грабарь перезарядил пулеметы.
– "Шестой", я - "Береза". Держитесь ко мне как можно ближе, поняли? процедил он сквозь зубы.
– Есть, понял, - эхом донеслось из наушников сквозь треск электрических разрядов.
Грабарь плотнее прижался к бронеспинке. Его мозг работал четко, ясно, быстро. Он мгновенно разложил обстановку на составляющие, взвесил, оценил, собрал воедино разрозненные части, принял решение.
Он с точностью до одного
А что, если... Это не лучший выход, но другого нет. Неожиданность почти всегда срабатывает безотказно. Да и соблазн будет слишком велик, вряд ли немцы устоят.
– Держись!
– промычал Грабарь. Он рванул ручку на себя и дал левой ноги. Машина вздыбилась за секунду до того, как немецкий ведущий ударил по ней из пушек и пулеметов. Грабарь проскочил рядом с трассой.
Доворот!
Ему показалось, что у него потемнело в глазах от перегрузки. Но он, не раздумывая, всадил длинную очередь из всего бортового оружия в серое пятно, мелькнувшее перед носом истребителя.
Только значительно позже он понял, что произошло. Делая свой далеко не безопасный маневр, капитан рассчитывал в лучшем случае разорвать вражеский строй, Кто-то из немцев должен был соблазниться легкой добычей и оторваться. Это дало бы Грабарю маленькое преимущество. К тому же первая атака была бы сорвана. Видимо, немецкий ведущий решил, что Грабарь бросился на таран, и тоже метнулся вверх, но не рассчитал и подставил себя под пулеметы.
Немецкий самолет был поврежден. Он отвалил в сторону и, дымя, начал уходить на запад. Грабарю этого было вполне достаточно. Если бы остальные немцы отвязались, он не был бы на них в претензии. Но истребители развернулись для следующей атаки. Впрочем, силы теперь равны.
И снова он быстро, ясно и трезво оценил все "за" и "против", учел малейшие возможности и, прежде чем окончательное решение сформулировалось в голове, уже приступил к его выполнению. Грабарь не верил удаче. Он верил математике и логике.
И вдруг он увидел такое, от чего по спине прошел холод. Вместо того чтобы держаться с ним крыло в крыло, Тесленко ринулся за подбитым "мессершмиттом".
– Назад!
– рявкнул Грабарь и осекся. Один из немецких истребителей скользнул вниз и оказался над сержантом. Тугая очередь полоснула по плоскостям "шестерки" Тесленко.
Все должны были решить доли секунды. Атакующий сержанта немец находился чуть ниже и сзади Грабаря.
Капитан резко выпустил закрылки и дал ручку от себя. Его швырнуло на привязные ремни, со страшной силой начало отдирать от сиденья. Самолет стонал и выл, словно живое существо под непосильной тяжестью.
И все-таки капитан не успел. Самолет Тесленко вспыхнул и начал падать. В то же мгновение машина Грабаря дернулась, будто столкнулась с невидимой стеной.
Грабарь вышел из-под удара, попробовал сбить огонь скольжением, но это ему не удалось. Он сорвал фонарь, бросил ручку управления и вывалился в пустоту...
Глава вторая
1
Человек застонал и медленно открыл глаза. Ворон, сидевший на сосне и наблюдавший за ним, тревожно приподнял крылья, но сразу же успокоился: человек закрыл глаза и стих.
Полянка была маленькой и заброшенной, сюда редко кто забредал. Обычно на ней пахло хвоей, мхом и багульником. Сейчас к этим запахам примешались запахи бензина и человека. Они беспокоили ворона и одновременно притягивали. Они обещали поживу.
По полянке пробежал слабый ветерок и ненадолго смыл запахи, но потом они опять вернулись.
Свежее дуновение, коснувшееся лица, заставило человека очнуться. Он пошевелился, сморщился и посмотрел в небо. "Что же с ногой?"
Ворон вздрогнул, крикнул хрипло и тяжело взмахнул крыльями.
Глухо звякнули карабины подвесной системы. Теперь боль рванула не только ногу, она ударила по спине так, что на глаза навернулись слезы.
– Плохо дело, - сказал себе Грабарь. Он прислушался. Все вокруг было тихо и спокойно. Ни голосов птиц, ни звона комаров. Только слабо шумели деревья.
Он вздохнул и начал поворачиваться на левый бок. Ему удалось это сделать. Он медленно отстегнул защелку подвесной системы и снял ее с себя. Над ним, запутавшись в ветках сосны, висел белый поток парашюта.
Крови нет, но болит сильно. И шлемофон мешает. Он отстегнул шлемофон, сорвал ого с головы и отбросил. Что же с ногой? Сломал или вывихнул?
Он уперся руками в землю и начал отрываться от нее. Ему показалось, что он услышал, как скрежетнули, задев друг друга, сломанные ребра в правом боку. Значит, и это... Он прикусил губу и наконец сел. Несколько секунд он прислушивался к нарастающей боли в боку и правом бедре. Потом отер с лица пот и огляделся.
Темная зелень сосны резко выделялась на фоне пожелтевших берез. Кое-где по желтизне каплями крови разбрызганы гроздья рябины.
Видимо, он упал на сосну и потерял сознание, а потом свалился на землю.
С березы сорвался листок. Он падал медленно, то потухая, то вспыхивая ярко в солнечных лучах. Где-то далеко стучал дятел.
– Тесленко-о!..
– ... о-о-о,- вернулось издали слабое, но отчетливое и круглое.
– Иван!
– ... ай!
Ничего. Видимо, погиб. Или упал далеко. Вдруг капитан вздрогнул, насторожился и сунул руку в карман кожаной куртки. Сухо щелкнул курок пистолета. Но шум шел сверху, он превратился в грохот мотора, и в следующее мгновение на шелке парашюта разом проступило с десяток черных пятнышек, будто кто-то брызнул грязью. Грабарь сунул пистолет за пазуху и, стиснув зубы, рванул парашют за стропы. Парашют скользнул вниз. Капитан смял простреленное полотнище, откатился под ореховый куст и прикрыл белый комок телом.