Чужое сердце
Шрифт:
Но одеяния священника творят удивительные вещи: облачившись в них, человек перестает быть человеком. Он становится – одновременно – чем-то большим и меньшим. Мне шепотом доверяли сокровенные тайны, но передо мной же женщины задирали юбки, чтобы поправить колготки. Священник, как и врач, должен быть невозмутимым наблюдателем, должен быть подобен мухе на стене. Спросите у десяти моих знакомых, как я выгляжу, и восьмеро не смогут даже вспомнить, какого цвета у меня глаза. Просто они видят лишь мой воротник-стойку.
Шэй подошел к двери
– Вы все же пришли.
Я сглотнул, превозмогая неловкость.
– Шэй, меня зовут отец Майкл.
Он прислонил ладони к двери. Мне вспомнился снимок, лежавший среди прочих улик. На нем эти пальцы были черными от крови маленькой девочки. За последние одиннадцать лет я сильно изменился, но изменился ли Шэй Борн? Раскаялся ли он? Возмужал ли? Хотелось ли ему исправить ошибки прошлого, как хотелось того мне?
– Эй, отче! – крикнул какой-то мужчина. Как я впоследствии узнал, его звали Кэллоуэй Рис. – У вас не осталось просвирок? Очень уж жрать охота.
Я проигнорировал его и сосредоточился на Шэе.
– Значит… Я так понимаю, вы католик?
– Меня крестила приемная мать, – сказал Шэй. – Тысячу лет назад. – Он поднял взгляд на меня. – Можно было бы отвести вас в конференц-зал. Туда обычно приводят адвокатов.
– Начальник тюрьмы сказал, что нам придется беседовать здесь, прямо в камере.
Шэй пожал плечами.
– Мне скрывать нечего.
«А вам?» – услышал я, хотя Шэй этого не говорил.
– В общем, это такое место, где нас заражают гепатитом С.
– Заражают вас гепатитом?
– В день стрижки. По средам, через неделю. Мы приходим в конференц-зал, и нас обривают. Лезвие номер два – даже если хочешь, чтобы зимой волосы были длиннее. Зимой тут не то чтобы жарко… Начиная с ноября, мы все страшно мерзнем. Почему нельзя устраивать жару в ноябре, а сейчас сделать так, чтобы похолодало?
– Не знаю.
– Она на лезвиях.
– Прошу прощения?
– Кровь, – объяснил Шэй. – На лезвиях для бритья. Кто-то порежется, а потом кто-то другой подцепит гепатит С.
Разговор этот напоминал вращение лотерейного барабана, в котором перекатываются шары с выигрышными номерами.
– И с вами это произошло?
– Это произошло с другими людьми, а значит, и со мной.
«Так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне».
В голове у меня словно поплыл туман. Оставалось только надеяться, что причиной тому была бессвязная речь Шэя, а не очередной панический приступ. Панические расстройства терзали меня вот уже одиннадцать лет – с того самого дня, как мы вынесли Шэю Борну приговор.
– Но в остальном вы хорошо себя чувствуете?
Мне тут же захотелось хорошенько себя ударить. Разве можно спрашивать у человека, обреченного на смерть, как он себя чувствует? «Ну а если не считать этого досадного происшествия, – подумал я, – вам понравился спектакль, миссис Линкольн?» [15] –
Я автоматически брякнул:
– С вами Господь.
– Ну, в шашки он играет весьма паршиво.
– Вы верите в Бога?
15
Имеется в виду убийство Авраама Линкольна, произошедшее в театре.
– А почему вы верите в Бога? – внезапно напрягшись, подался он вперед. – Вам сказали, что я хочу пожертвовать свое сердце?
– Об этом я и хочу с вами поговорить, Шэй.
– Хорошо. А то никто больше не хочет мне помочь.
– А ваш адвокат?
– Я его уволил. – Шэй безразлично пожал плечами. – Истратив все апелляции, он сказал, что запишется на прием к губернатору. А губернатор даже не из нашего штата, вы это знали? Он родился в Миссисипи. Я всегда мечтал увидеть эту речку. Может, разорить парочку плавучих казино, я же шулер… Или улей? Над этими речками летают пчелы?
– Ваш адвокат…
– Он хотел, чтобы губернатор изменил меру пресечения на пожизненное заключение, но это же все равно что смерть. Поэтому я его и уволил.
Я вспомнил начальника тюрьмы, уверенного, что Шэй затеял эту игру, дабы остаться в живых. Не ошибся ли он?
– Если я правильно вас понял, Шэй, вы хотите умереть?
– Я хочу жить, – сказал он. – Поэтому я должен умереть. Наконец-то – первая зацепка.
– Вы будете жить, – сказал я. – В Царствии Отца нашего небесного. И неважно, что случится здесь. И неважно, сможете ли вы пожертвовать свои органы.
Лицо его вдруг потемнело.
– Как это так – «неважно»?
– Ну, это сложный вопрос…
– Я должен отдать ей свое сердце. Должен.
– Кому?
– Клэр Нилон.
У меня в буквальном смысле отвисла челюсть. Эта подробность не звучала в новостях.
– Нилон! Она что, родственница Элизабет?
Я слишком поздно понял, что посторонний человек, не судивший Шэя в роли присяжного, вряд ли смог бы вспомнить эту фамилию так быстро. Однако Шэй был слишком возбужден, чтобы заметить мой промах.
– Она сестра убитой девочки. У нее сердечная болезнь, я видел по телевизору.
Когда вы рождаете это в себе, то, что вы имеете, спасет вас. Если вы не имеете этого в себе, то, чего вы не имеете в себе, умертвит вас. Мы с Шэем совершали одну и ту же ошибку. Мы оба верили, что давнишнее зло можно искупить новым добрым деянием. Но даже если Клэр Нилон получит его сердце, ее сестра не воскреснет. И если я стану духовным наставником Шэя Борна, это не отменит того факта, что я же его сюда заточил.