Чужого поля ягодка
Шрифт:
Но сегодня туман в проулке, наконец, рассеялся, и солнце высветило на тротуаре — кто бы мог ожидать — полуобнажённую девичью фигурку. Бармен, скучавший в почти пустом по утреннему времени зале за чашкой горячего чая, чуть не подавился, обжёгшись, зашипел, выронил чашку и уставился на вдруг прояснившийся экран: нет, ему не показалось, коленопреклонённая девушка, что-то бережно державшая на руках, слегка раскачивалась в такт неслышной мелодии… И тёмное пятно — тень? — у её коленей постепенно уменьшалось, стягивалось к ней, сходя на нет… совсем пропало…
Бармен торопливо проверил, работает ли запись, и облегчённо выдохнул: всё работало…
«Вот
…Он был таким, каким она показывала его Бену — красивым и на редкость хорошо сложённым, славным сероглазым мальчиком со светлым пушком на круглой лобастой головёнке. Лёжа на её руках, улыбался перемазанными молоком губками, обнимал Миль за шею, гладил по щекам, и мягонькие ушки розово просвечивали на выглянувшем солнышке… Миль слышала его — как и в те дни, когда он был в её чреве. Любовь и тепло, свет и доверие, покой и радость… и бесконечная нежность… Он светился, лучился и переливался, такой тяжёленький, тёпленький, мягкий и упругий… Живой…
«…никуда больше не уйду, малыш, буду здесь, с тобой, всегда…»
«…не здесь… здесь плохо…»
«… тогда ты останься со мной… ты такой маленький… твоё место в моей душе — по-прежнему за тобой…»
Ледяной ветер взъярился вокруг них, дёргая Миль за волосы.
«Думаешь, это так просто? Как ты будешь жить с таким грузом? — спросили её. Миль вздрогнула, малыш испуганно прильнул к ней. — Это всё, что ты можешь ему предложить? Место в душе?»
Обхватив малыша покрепче, она яростно закричала:
«Да! Место в моей душе — и всю мою любовь!»
«Его место здесь. А любовь… Я любил — их всех… И посмотри, что они со мной сделали…» — печаль, густея, опадала вокруг тяжёлыми, серыми снежными хлопьями.
«Но ведь ты жив? Тех, кто сделал это, нет уже шестьсот лет. А ты всё ещё боишься любить».
«Его место здесь».
«Он был «здесь» сорок дней! И что ты предложил ему? Одиночество? Ты взял его кровь и плоть! А душа его принадлежит мне!»
Снег залеплял глаза, ветер рвал волосы и бил в лицо… скорчившись, она заслоняла собой малыша, стискивала всё плотнее… Пока объятия не опустели и руки её не сомкнулись на ней самой…
Увидев на экране, что ясный летний полдень как-то разом опять посмурнел и в этом сумраке повалил густейший снег, бармен выскочил через тот самый чёрный ход, огляделся — сугробы росли на глазах! — с трудом признал в засыпанном снегом бугорке человеческие очертания, и побрёл по снежным заносам, высоко поднимая ноги… Откопав сжавшуюся в клубок девушку, заставил подняться, укутал в свою рубашку и потащил под крышу, в тепло…
Сперва, сунув в её холодные ладошки чашку с горячим чаем, он устроил её на мягком диванчике в помещении, где в свободные минуты отдыхал персонал кухни, потом стал набирать номер экстренной службы… но пришедшая в себя гостья, решительно покачав головой, запретила ему это делать. И, что характерно, всё — молча.
О чём-то ему эта неразговорчивость напомнила… Но он не зря столько лет успешно проработал в своём ресторанчике, и уж что-что, а нутром чуять, когда с гостями не стоит спорить, научился: ну хочет девчонка заболеть — её право. «В конце концов, вид у неё, хотя и потрясённый, но адекватный, а индикатор на руке инициированный», — решил он, заказывая себе в синтезаторе новую рубашку.
Бармену
Попав в тепло и оттаяв, Миль довольно долго не могла понять, что случилось в этом чёртовом переулке — неужели она правда спорила с кем-то — с кем?! — о своём малыше? И она очень хотела верить, что ничего ей не пригрезилось — а с какой стати должно мерещиться, она не спала, не болела, никаких лекарств уже давно не принимала… Да она вообще не склонна к галлюцинациям! Значит, и впрямь боролась за малыша. А вот отстояла она его или нет… Как узнать?
Слегка отогревшись — спасибо, кстати, бармену! — и перестав трястись, Миль ретировалась в дамскую комнату, убедилась, что одна, пристроила на вешалку рубашку с барменского плеча, и уставилась на незнакомку в зеркале. Да, с зеркалами ей в последнее время отношения наладить не удаётся — отражения госпоже Рэгхаз достаются раз от раза страшноватей и страшноватей… И как бармен не испугался этого страхолюдства.
Ну-с, госпожа, я вас не знаю, но я вас умою…
Брюки оказались мокрыми и перепачканными столь основательно — тут тебе и кровь, и пылища, и прочая непонятная грязюка — что их оставалось только выкинуть… Груди и живот в чём-то липко-сладком… Похоже, она и впрямь кормила малыша… При одном воспоминании об этом груди опять заныли… Цыть, вы! — мне же некого кормить… Молоко, тем не менее, прибыло, что оказалось достаточно больно, и опять засочилось… Миль растерянно приложила к ним полотенце. Ё-моё, неужели всё же придётся носить ненавистный бюстгальтер?!
Ну, хоть со стандартной одёжкой проблем нет…
54. Волк и его Волчата
В дверь постучали, в приоткрытую дверь просунулась рука, держащая двумя пальцами какие-то грязные тряпки, и голос бармена объявил:
— Прошу прощения, госпожа — но это, кажется, ваше…
Да никак это куртка! И то, что осталось от блузки… Бармен получил назад свою рубашку, а бедная куртка вместе с бывшей блузкой, не пережив разлуки с брюками, отправились по их стопам в утилизатор, завещав непострадавшее содержимое своих карманов достойной преемнице.
А отчего бы пострадать содержимому: Узлы на сей раз были выполнены из крепких материалов, и коммуникатору с трофейным парализатором тоже повезло — карманы с ними были застёгнуты, и влага туда не попала…
Заняв знакомое место у окна, Миль всё же выложила парализатор на стол — пусть полежит, подсохнет, мало ли что — и заскучала. Что-то долгонько нет Бена… или ей просто так кажется…
На столик упала тень — бармен подошёл осведомиться, всё ли хорошо у его гостьи, не желает ли госпожа покушать… Не желает, собиралась ответить Миль, но, желудок госпожи, словно только и дожидался этого вопроса, неожиданно во всеуслышанье возопил о желании не то, чтобы покушать, а прямо-таки нажраться, да ещё столь громким и мерзким голосом, что убедительно соврать у Миль всё равно бы не получилось. Пришлось заказать знакомые фирменные фрикадельки. Покосившись на обсыхавший парализатор, бармен с улыбкой поклонился и щёлкнул пальцами — заказ доставили тут же. И то, какие могут быть проволочки — блюдо дежурное, а в зале, не считая Миль, и посетителей-то всего пара-тройка человек…