Чужой из психушки (фрагмент)
Шрифт:
Они дошли по понтонному мосту до кабинета капитана и дружно взгромоздились на канцелярский стол.
– Рассказывайте, - с прежней приветливостью начал беседу офицер, какая у вас профессия, где бы вы хотели работать, в каком классе учитесь?
– А что, - осторожно спросил профессор, - у вас широкий выбор рабочих мест?
– Что вы!
– радушно удивился капитан.
– У нас же отряд инвалидный. Кто работает - тот только сетки вяжет, такие авоськи, видели в магазинах овощных. Очень хорошие сетки вяжут. А другой работы нет, откуда.
– А можно вообще не работать?
– осторожно спросил профессор.
– Почему
Свентицкий смотрел на профессора чистыми и ясными глазами.
– Можно узнать ваше имя-отчество?
– спросил Дормидон Исаакович. Он просто не мог больше обращаться к этому приятному человеку официально -"гражданин начальник отряда".
– Конечно, - радостно ответил Свентицкий.
– Меня зовут Олег Павлович. Можете ко мне в частной беседе так и обращаться.
– Спасибо, Олег Павлович. Вы, должен заметить, очень милый и приятный человек.
– Взаимно, - расцвел капитан.
– Я буду рад, если мы подружимся. У меня как раз есть вакансия председателя КМС, это мы так называем культурно-массовую секцию. Выпуск стенгазеты, сотрудничество с клубом. Очень нужная секция, многие осужденные с удовольствием туда записываются.
Профессор помрачнел. Он имел твердые предубеждение против "козлов", в каких бы секциях они ни маскировались. Но в "козлиной" иерархии он, признаться, не разбирался. На северных зонах ментовских прихвостней было так мало, что их даже не выводили в рабочую зону, боясь расправы над необходимыми для отчетности добровольными помощниками лагерного руководства. Профессор еще не знал, что попал в "сучью" зону, в которую ни один уважающий себя авторитет не поднимется, предпочитая гнить в ШИЗО. Гражданин Брикман еще выйдет из барака и протрет изумленные глаза, узрев на каждом третьем зэке повязку или иную нарукавную эмблему, свидетельствующую о принадлежности этого зэка к многокрасочному племени сук. Но в данный момент профессор подумал только о том, как бы не обидеть приветливого начальника и потому сказал сдержанно:
– Я, знаете ли, подумаю...
– Конечно, конечно, - фамильярно потрепал его по плечу Олег Павлович. Как же иначе, на новом-то месте. Осмотритесь, обвыкните, а потом - сразу ко мне, в КМС.
Несколько смущенный таким обращением, Брикман вспомнил, весьма кстати, приемы духовного наставника Адвоката и автоматически спросил:
– Вы учитесь, Олег Павлович?
– Да, на юрфаке, заочно.
– Может, дадите мне какую-нибудь работу, у вас же времени нет все эти контрольные и курсовые писать?
– Я подумаю, - ответил капитан, удивленный предложением. Он прекрасно знал поступившего в его отряд Гошу Бармалеенко. Гоша бывал на этой зоне, только из ШИЗО и БУРа не выходил, так что Свентицкий общался с ним в редкие дни дежурств по ПКТ. Он помнил наглого и примитивного бандита, менять о нем мнения не собирался и не вполне понимал, как Бармалей, с трудом окончивший четыре класса на тройки, может помочь ему в написании контрольных работ для третьего курса юридического факультета. Но, тем не менее, ему было приятно. Эти письменные задания отнимали у него все свободное от службы время, он с удовольствием спихнул бы их на какого-нибудь головастого зэка. Только не попадали в его инвалидный отряд головастые. И все же ему было приятно услышать предложение о помощи. И сам разговор с опасным бандитом, который
Профессор же облизывался, предвкушая обильные гонорары. Он не сомневался, что, имея учебники, сможет скомпилировать курсовую по любому гуманитарному предмету. Они с капитаном явно не понимали друг друга. Но, когда начальник отряда спросил: "намерен ли гражданин Бармалеенко продолжать учебу в пятом классе?" - профессор заподозрил подвох и попытался торопливо исправить Гошино прошлое.
– Вы не сомневайтесь, - заспешил он, - по научному коммунизму или там по уголовному праву за один вечер напишу. Были бы учебники, такую компиляцию сотворю - комар носа не подточит. Мы, в студенчестве, всегда подрабатывали у заочников. Помню, писал одному с четвертого курса по структурной лингвистике, так я в этом предмете вообще был меньше, чем дилетант, а сочинил на твердую четверку.
Свентицкий внимательно слушал Бармалея и не верил ни одному его слову. Свентицкий вообще никогда и никому ни в чем не верил. Он уже с детства знал, что белоруссов всегда обманывают, поэтому взял себе за правило - не верить. И не верил. Но его все равно обманывали. Он даже подумывал сменить в паспорте национальность на еврея, только не знал - как быть с различными анкетами, где указывается прежняя национальность. Могло же получиться разночтение, неприятности могли произойти.
– Отгадайте загадку, - сказал Свентицкий.
– Мы ходим ночью, ходим днем. Но никуда мы не уйдем.
– Часы, наверное.
– А вот и нет. Это часовые на вышках.
– ??????????????????????
– на большее профессора не хватило. Внутренний голос советовал ему нечто более сочное, но вежливый ученый сдержался.
***
Первый день на "Девятке" был для доктора наук днем сплошных загадок. Он встречал там уйму Гошиных знакомых, старался вести себя соответственно, и это ему не удавалось. По беспроволочному телеграфу информация о невменяемости и беспамятстве Бармалея в зону была доставлена давно, так что его странное поведение никого особенно не удивляло. Но профессор смущался.
Неприятностей ему избежать не удалось. И начались его неприятности после встречи с начальником медсанчасти майором Момот О.А.
Пришел в отряд "шнырь" санчасти и сказал, что осужденного Бармалеенко вызывает начальник. Профессор пошел себе. Санчасть он застал в окружении строительного мусора. Битые кирпичи, сгустки окаменевшего раствора, известь - все валялось в беспорядке, напоминая о неукротимом желании дотошного начальника превратить и это больничное учреждение в музейный экспонат.
На свежей побелке стены санчасти красовалась ни менее свежая надпись: "Момот - вшивый обормот".
Дормидон Исаакович осторожно пробрался сквозь строительные завалы и поднялся по лестнице, отделанной изобретательными зэками под мрамор. Потом он пошел коридором, читая элегантные надписи, отделанные под старинную бронзу: "Не прислоняться!", "Не разговаривать.", "Не вставать с сидений без разрешения.", "Не сморкаться!", "Не испускать нестандартные звуки."... Самая красивая и большая надпись, свидетельствовала, что за дверью (отделанной под красное дерево) находится создатель этого уникального дизайна майор и начальник по фамилии Момот О.А.