Чужой огонь
Шрифт:
– Постой, – сказал Максим. – Нам нужно купить продовольствие. Где у вас ближайший питачок?
– Привокзальный питачок в будни работает только до пяти вечера, а другие далеко, и очереди там огромные.
– В таком случае нам придется ехать завтра, потому что запасов провианта не хватит и на три дня.
– Это не обязательно. – Некрасик навалился своим нескладным телом на противовес и поднял шлагбаум. – Наша артель может обеспечить вас едой. На все время пути.
– Бесплатно? – подозрительно сощурившись, спросил Егоров.
– Ага.
– Мы подумаем, – ответил Максим. – Нужно ли официально подтверждать заказ ваших транспортных услуг?
– А то ж. У нас все честно, кого попало не возим. Айдате вон в ту будочку, там все и оформим. У вас никакой контрабанды, надеюсь, нет?
– Нестиранная пара носков считается? – ехидно поинтересовался Егоров.
– Вы зря смеетесь, – серьезно ответил Некрасик, направляясь к неприметной конторке в дальнем углу стоянки. – Если вы будете провозить через таможню разные недекларированные штучки, нам придется изменить цену.
Друзья переглянулись, следуя за юным артельщиком. В этом угловатом подростке уже почти не осталось того простодушия и услужливости, с которой он уговаривал их в тоннеле. Почувствовав, что клиенты крепко зацепились жабрами за крючок, он превратился в собранного и делового торгаша.
У Максима складывалось впечатление, что Некрасик, как, впрочем, и все остальные люди, живущие здесь, забыли о том, каков был их родной город два с небольшим года назад. Они будто родились и выросли в этом странном средневековье, смешанном с атомными электростанциями, питачками и пневматическим оружием нового поколения. А самое ужасное заключалось в том, что, по всей видимости, им было комфортно. Или – по барабану.
Быть может, прав был Зевс – не осталось у нас воли к жизни?
Максим вспомнил фантастические книжки про могучих регрессоров, которые отбрасывали планету в феодализм, чтобы потом сделать из нее процветающую колонию, и на миг его сердце замерло в ледяных ладонях страха. А вдруг?…
– Что с тобой? На тебе лица нет, – обеспокоенно спросила Маринка.
– А… – Долгов посмотрел на нее. Улыбнулся: – Много думать – пагубно.
– О чем думал-то?
– Маринка, если бы тебе предложили жить в семнадцатом или восемнадцатом веке, ты бы согласилась?
– Хм… Смотря кем и где. Какой-нибудь французской графиней – возможно, и не отказалась бы. – Она по-девчоночьи пфыкнула вверх, сдувая челку с глаз.
– А если бы, скажем… э-э… в двенадцатом-тринадцатом?
– Ну уж нет! Там антисанитария была, войны, чума, крестовые походы и прочая гадость. Хотя нет, чума в четырнадцатом веке пол-Европы выкосила… А чего это ты вдруг спросил?
Максим помолчал, погладив по дверце одну из карет. Наконец сказал:
– Вам не кажется, что боги сознательно зашвырнули нас в техногенное средневековье? Перекинули с одной ветки
– Изобрел самокат, тоже мне… Генри Форд, – фыркнул Фрунзик. – Если бы ты мне назвал причину – другое дело.
– Мы что-то сделали не так. Мы совершили ошибку, после которой наш путь развития оказался тупиковым.
– А вдруг это боги совершили ошибку, а не мы? Не допускаешь?
– В тот миг, когда Прометей подарил нам огонь?
– Ты не просто параноик. Ты параноик-философ.
– А я скептик, – вставил Егоров, ставя свою сумку на асфальт. – И хочу жрать.
Скрипнув несмазанными петлями, Некрасик открыл дверь будочки и сказал:
– Тесновато. Все не влезете, да и незачем. Дайте паспорта кому-нибудь одному, и пусть он заходит.
Собрав документы, Максим вошел внутрь конторки и обнаружил перед собой лысеющего мужика, заросшего огромной смоляно-черной бородой до самых глаз. Он сидел за столом и читал книжку в тусклом свете одинокой двадцативаттки, висящей на двух проводах. Увидев посетителя, мужик положил книжку разворотом вниз, не закрывая, и протянул руку:
– Андрей. Можно просто – Борода. Оформляться будем? Максим пожал сухую крепкую ладонь и огляделся, где бы присесть.
– Стульев нет, – бесцеремонно сказал Борода. – Я кучеру Семецкому поменял на книги.
Только сейчас Долгов заметил, почему внутри этой будки так тесно – то, что он вначале при неверном свете принял за заднюю стенку, оказалось книгами. Стопки лежали на полу и упирались в потолок.
– За ними еще восемь слоев, – прокомментировал Борода.
– До Омска, – не в силах оторвать взгляд от чудесной коллекции, произнес Максим. – На четырех лошадках.
Глава третья
Максим с грохотом поднялся, пнул громоздкий верстак берцем и шумно выдохнул. Егоров смотрел на него с оторопью – он никогда не видел Долгова настолько бухим.
В дым.
В карагач…
С противоположной стороны верстака, уставленного склянками из-под технического спирта, сидел огромный мужлан, подрабатывающий сторожем в одном из цехов бывшего ишимского автоприцепного завода, где они остановились на ночлег.
Шел четвертый день пути, до Омска оставалось километров триста-четыреста, не больше.
– Что ж, Г-гоша… – с запинкой проговорил Максим, глядя остекленевшими глазами на сторожа. – Давай еще по одной сы-ыг… сыграем.
Гоша волосатой рукой наполнил стаканы спиртягой на четверть и уронил пустую банку на пол. Раздался звон бьющегося стекла.
– Сыграем, – согласился он. – Только я тебе все деньги проиграл. У меня нет больше.
– Ну-у… Покумекай что-нибудь…
Гоша опустил щетинистый подбородок на ладонь и задумался, пьяно сопя.
– Ты что ж творишь, зараза, – негромко сказал Фрунзик, подходя к пошатывающемуся Максиму. – А если проиграешь? На что жить будем?