Чужой, посторонний, родной
Шрифт:
— Не он…
Владимир отвел взгляд, не смея посмотреть на нее. Объяснил, глядя в сторону:
— Я отказывался, я не хотел. Но он так убеждал… А мне надо было… Понимаешь, я совершенно не разбираюсь в женских характерах, а мне нужна героиня-стерва, и он сказал…
Ира резко оттолкнула его от себя, встала и даже отошла на пару шагов. Спросила укоризненно:
— Тебе нужна героиня? Спасибо за откровенность. Скажи, а если бы я была стервой, ты бы не… — она замялась, не смея вслух произнести страшные слова. Добавила с горькой усмешкой: — А в женщинах ты действительно не разбираешься, Витя.
— Да не Витя я! — он не подрассчитал,
Брат? Что за ерунда. Его брат погиб давным-давно, когда еще жива была их мать. Ира знала, что у мужа был брат-близнец — на всех детских фотографиях они были вместе, и она никогда не могла угадать, кто из них кто. Сколько раз говорила мужу:
— Как хорошо, что ты один — я никогда ни с кем тебя не перепутаю.
Вовка погиб в Москве, когда они с Витей поехали поступать во ВГИК. Оба поступили, но на следующий же день произошла трагедия. Потому-то Витя и вернулся в родной город — не смог оставаться в Москве, учиться во ВГИКе, куда его затащил брат. Там бы все напоминало ему о боли: близнецы — это ведь почти один человек, одно целое.
А теперь… О господи, он сошел с ума. Где он был эту неделю, что с ним произошло? Может, он тоже попал под машину, как Вовка, только отделался легким испугом? Вернее, не совсем легким — вон как по башке-то, видать, шибануло, считает себя братом.
— Вить, ну что ты говоришь? — Ира подошла к нему вплотную, доверчиво положила голову на его грудь. — Вова погиб в Москве, ты — Витя. Ты вернулся тогда, помнишь? После трагедии. Ты ненавидишь Москву, потому что там…
— Потому что провалился на первом же туре, — жестко перебил ее Владимир. — Ира, он все врал. Я живой. Он даже на похороны матери меня не позвал. Но сейчас это неважно. Я говорю тебе о другом. Я совершил подлость. С Витькиной подачи, и все же. Не знаю, достоин ли я твоего прощения. Достоин ли я тебя вообще. Я хочу, чтобы вы с Аришкой поехали со мной. Я не обижу вас, обещаю. Ты больше никогда не обнаружишь следов на рубашке — я видел, я понял, о чем ты говорила.
Она вновь отстранилась от него. В ее глазах светилось не столько недоверие, как жалость к поехавшему умишком мужу. Владимир не выдержал. Вошел в комнату, где Аришка спокойно смотрела мультик, достал из шкафа Витькин пиджак, в котором приехал. Вернувшись в комнату, тихонько, по примеру Ирины, закрыл дверь. Вытянул из внутреннего кармана пиджака паспорт:
— Конкин Владимир Васильевич. Он же Владимир Альметьев, автор детективов. Я не Витя, Ира. Я действительно его недоусопший брат — я живой, я Владимир. Витька провалил первый тур, а я поступил. Он требовал, чтобы я вернулся вместе с ним — одному ему было стыдно возвращаться домой. Я отказался, и в отместку мне он придумал жуткую историю с КамАЗом. Потом я расскажу тебе все подробно, если только у нас будет это "потом". Сейчас я хочу одного: услышать от тебя "да" или "нет". То есть я хочу услышать только "да". Ты можешь мне его сказать?
Одно из двух. Или кто-то из них сумасшедший — но если это Витя, то откуда у него паспорт на имя Владимира? Можно было бы предположить, что паспорт остался еще с момента трагедии, что он по какой-то причине не сдал его, куда полагается в таких печальных случаях. Но
Или все это правда, и Виктор столько лет лгал. Не только ей — всем вокруг, ведь Ире и от соседей доводилось слышать о том, что брат ее мужа погиб. Все вокруг даже считали мать Виктора сумасшедшей, потому что она до самой смерти отказывалась верить в то, что Вовка погиб. Рассказывала всем, что регулярно получает от него письма. Соседи были уверены, что письма она получает от сердобольного Витьки, а то и вовсе их придумала. А на самом деле…
Но если он в самом деле жив, выходит… О Боже, он приехал к ней под видом Виктора! Они оба издевались над нею. Хотели проверить, сможет ли она отличить мужа от чужого человека.
Ее взгляд в мгновение ока стал жестким:
— Это действительно подло.
Больше Ира ничего не добавила, но смотрела на него так пристально, требовательно, что Володе стало не по себе.
— Я знаю. И оправданий мне нет. Вернее, я могу назвать тебе тысячу оправданий, но ни одно из них все равно не оправдает моей подлости. Меня интересует одно: сможешь ли ты простить эту подлость, если я пообещаю тебе, что в дальнейшем ты никогда об этом не пожалеешь. Хочешь ли ты, чтобы больше не было Витьки, не было его любовниц? Хочешь ли, чтобы рядом были только я и Аришка? Устрою ли я тебя такой, каким ты успела меня узнать? Только в дальнейшем все будет намного лучше — я ведь сначала считал тебя чужой. Но теперь…
Он замялся, не зная, как убедить ее, что он не сволочь, даже если и поступил, как последняя сволочь. Он вообще не знал, как правильно разговаривать с женщинами. Можно ли говорить им о любви, или это их отпугивает, дает повод для злословия и высокомерия. Когда-то давно он позволил себе слабость, признался в любви, сделал предложение и ждал на него положительного ответа. Вместо этого его обозвали лимитой и бросили, как использованный носовой платок. Еще тогда он зарекся: никогда, ни при каких обстоятельствах не повторять ошибки. А теперь стоял и маялся, не умея подобрать нужных слов. Как легко они приходят в голову, когда пишешь о придуманных людях! Но когда необходимо выразить собственные чувства, самые-самые тонкие и трепетные, все слова кажутся такими чужими, холодными или же излишне пафосными.
— Если ты почувствовала хоть что-то ко мне — именно ко мне, не к Витьке… Если…
Володя опять замялся. Нет, не то, все не то. Разозлился сам на себя. Посмотрел на Ирину с вызовом:
— Ну не может же быть, чтобы ты совсем не почувствовала разницы! Да, мы похожи, мы совершенно одинаковые, мама нас так и называла…
— "Двое из ларца, одинаковых с лица"… Витя часто повторял это. Он скучал за тобой… За вами, — быстро поправилась она.
Собеседник поморщился:
— Ну зачем…
Ире и самой стало неловко: действительно, "вы" — это уже перебор.
Господи, что же происходит? Это дивный сон, или явь? Это и в самом деле не Виктор?
А разве она не почувствовала разницы? Он — Вова? — ведь верно подметил: почувствовала, еще как почувствовала. Инопланетян каких-то придумала. А все оказалось гораздо проще — всего лишь брат-близнец. Но можно ли ему верить?
— Я думала, тебя уволили, — зачем-то сказала она.
— Меня нельзя уволить — я работаю сам на себя. Я писатель, Ира. Возможно, ты читала мои книжки.