Чужой ребенок
Шрифт:
– Да перестань, почему? С чего? Нормально всё сейчас. Тыковку ест, водичку пьет. И щеки не красные.
– А если он задохнется от собственной рвоты? – сказала Ира.
Миша улыбнулся:
– Как Бон Скотт из «Иси Диси»?
Била Ира Мишу редко. В исключительных случаях. А тут он даже сообразить ничего не успел, как получил сильную, глухую пощечину.
Миша схватился за щеку:
– Ай. Ты чего?
– Ничего! Я тебе покажу, Бон Скотт!
Ира нанесла еще несколько быстрых и несильных ударов по корпусу.
– Больно! –
– Это я еще разминаюсь! – она тяжело дышала. Но скорее не от физической нагрузки, от возмущения.
– Устала? – спросил Миша с сочувствием.
– Да, – ответила Ира.
– Иди ко мне, я тебя обниму.
– Не пойду.
Тогда Миша сам сделал несколько шагов и обнял Иру. В его руках она начала тихо плакать.
– Я так боюсь за него, – говорила она, всхлипывая. – Каждый день. Каждую ночь!
– Ты просто устала, – он поцеловал ее в мокрую щеку.
– Нет! Не просто, – Ира выбралась из объятий. – А очень. Я очень устала.
– Ну, если так, – начал Миша. – Мы можем…
– Чтобы в детдом его? Никогда!
– Да я этого не говорил. Только не бей!
– Я знаю, что ты хочешь от него избавиться!
Миша крепче прижал ее к себе.
– И не обнимай меня! – Ира отступила назад.
Мише всё это надоело.
– Ладно, – сказал он. – Пойду Ванечку разбужу. Пора уже.
– Не трогай его! Моя очередь его будить! – сказала Ира твердо. – Моя!
Это было невероятное удовольствие целовать Ванечку в теплую щечку и видеть, как глаза его раскрываются, словно бутоны, и как он быстро находит тебя сонным еще взглядом и сразу улыбается, расцветает улыбкой, начинает сиять, как будто внутри него включили свет, и тянется к тебе ручками, пытаясь обнять.
Я спала без снов. Точно водолаз висела в воде над темной впадиной, думая, опускаться мне ниже или нет.
Сквозь сон услышала папин голос:
– Юлечка. Юлечка, вставай! Юлечка!
Надо сказать, что я ненавижу, когда на меня смотрят во сне. Пришлось открыть глаза.
– На работу пора, – сказал папа. – Опоздаешь.
– Я спала с открытыми глазами?
– Нет. С закрытыми. Ты спала, как ангел.
– Пап, только не начинай, – ответила я и сбросила с себя одеяло.
Когда живешь в одной квартире с отцом, приходится спать в пижаме. Я это ненавижу. Хотелось бы спать голой, как мать-покойница говорила, «чтобы тело дышало», но это, наверное, в другой жизни.
Отец каждое утро будил меня, кормил, провожал на работу. И всё это под треск радиоточки, последней в городе Москве. С полупоклоном он протягивал мне сверток с бутербродами. Смотрел, как я надеваю пальто.
– Ты такая худенькая. Ножки тоненькие, – говорил он мне.
– Пап, ножки у меня как два ливанских кедра!
Но он упрямился:
– Ты худенькая.
Я с ним не спорила. Ведь в кого он превратился
Я решила ждать терпеливо, не дергаясь. Привыкла к шуму офиса, слушала, как булькает вода в кулере. По этому звуку научилась не глядя определять, сколько в нем осталось воды.
Амуры под потолком в офисе, даже они перестали смотреть на меня. Я и моя бледная тень чаще всего зависали в переговорной с кофемашиной. Сидела с прямой спиной, дополнение к стулу, блуждала в интернете до опупения. И однажды при мне с верхней полки шкафа упала целая стопка жестких папок с договорами.
Прямо у меня за спиной. Ни с того ни с сего. Разом несколько увесистых папок, а следом договоры – водопадом. Я так испугалась, чуть пароль от смартфона не забыла.
На полу небольшой курган из писчей бумаги, а я думаю, что за мистика?! Решили сами свалиться? Почему? Это какой-то знак! Думала, что за знак? Ничего не придумала и стала собирать бумаги с пола. Заодно и привела почти весь шкаф в порядок. Но когда пыталась открыть застекленную его часть, в переговорную вошел энергичный Геныч.
– Что ты делаешь? – спросил он с порога. С подозрением спросил.
– Да вот. Документы упали. Я всё по местам расставила.
– Это правильно. Очень правильно, – повторил Геныч. – Но только зачем сидеть в тех местах, где документы в полном порядке находятся? Ты ведь шкаф стулом задела.
– Я… как-то автоматически, – ответила я и подумала: как он понял?
– Автоматически не надо, – сказал Геныч, – Надо вдумчиво. Вдумчиво надо.
После бессмысленного наставления я вдруг поняла, что за мной следили. Всё это время! И сейчас следят! Медленно подняла взгляд к потолку. Вот тебе и амуры. Камера в каждом глазу!
А я вела себя с ними так неуважительно.
Дело было перед сном. Ира сидела со смартфоном. Миша подсел рядом и начал расстегивать пуговицы на ее кофточке одну за другой. Но не быстро, с паузами, как бы случайно. И она в другие моменты этого как бы не заметила бы, но сейчас сказала:
– Не надо.
Миша искренне удивился:
– Почему?
– Вообще секса не хочется, – Ира пожала плечами.
– Это на тебя не похоже, – улыбнулся Миша. И не только улыбнулся. Но Ира демонстративно отсела подальше:
– Руки убери.
– Да что случилось-то?
– Я мать теперь.
Миша усмехнулся, приняв это за шутку:
– Да какая ты мать!
– Временная, – она говорила со всей серьезностью, – а ты отец, между прочим. Временный.
– Никакой я не отец! – Миша встал. – Ни временный, никакой!
– Во-о-от! Пока ты не поймешь, как всё серьезно, секса не будет.
Говорила она это Мише даже не материнским тоном, а тоном Ангелы Меркель. Миша настолько удивился, что поначалу не понял, что ему ответить. Помолчал, а после сказал: