Чужой
Шрифт:
– Есть справка...
Он протянул мне справку об освобождении из мест лишения свободы.
– А где же паспорт?
– Потерял.
– Судимы за что?
– По двести девятой и сто сорок четвертой.
– За бродяжничество и кражу, значит?
– Значит, так. Сигаретой не угостите?
– Что ж, давайте покурим.
Я протянул ему сигарету и спички. Он жадно затянулся, и в этот момент в кабинет вошел дежурный по райотделу.
– Ну что, сукин сын, спалил главпочтамт?
– рявкнул он.
– Теперь тут сидишь, раскуриваешь. Колись скорей, как поджег почту, а то быстро в камеру загремишь!
– А ты меня камерой не пугай, пуганый
– Сидел, что ли?
– дежурный взял со стола справку о судимости, повертел ее в руках и обратился ко мне: - Да чего ты с ним церемонишься, курить даешь. Подумаешь, птица! Ради одного говнюка МВД на ноги подняли, сейчас с обкома приедут. Кончай с ним скорей!
– Чем раньше вы перестанете мешать, тем скорее я попытаюсь установить истину, - как можно спокойнее ответил я.
– Ну-ну, пытайся.
Дежурный ушел, и я попросил задержанного рассказать, при каких обстоятельствах он оказался на главпочтамте.
– А что рассказывать? Я только зашел туда, а тут меня и сцапали.
– Сцапали, говорите? Хотите, зеркало вам принесу? Одежда вас с головой выдает. Так обгореть может только человек, который лежал, свернувшись калачиком. Странно, не правда ли?
– Лежал? Дак ведь... я это...
– Вот и расскажите, что это, - я выделил интонацией последнее слово.
Тут в кабинет вошел начальник отдела, за ним еще пятеро. Я узнал заместителя министра внутренних дел, еще один полковник был из пожарной части, третьего полковника я видел впервые, а двое в штатском, по-видимому, представляли райком и обком партии. Как и положено, я поднялся со стула.
– Продолжайте, - сказал мне начальник РОВД.
Я присел. Стульев на всех не хватило, и мне было неловко сидеть в присутствии высоких чинов.
– Так что вы сказали?
– Ну я и говорю, зашел на почту, а меня и задержали.
– А зачем вы зашли на почту?
– Я... пог... позвонить хотел...
– Куда?
– Куда-куда, какая разница? Ну, в Москву, теща у меня там живет.
Я понял, что этот бессмысленный разговор может продолжаться до бесконечности. Звонить он никуда не мог, потому что у него не было ни копейки. Присутствующие явно мешали ему, да и мне тоже, и я перевел взгляд на начальника райотдела. Он понял в чем дело и пригласил всю свиту к себе в кабинет пить чай.
– Через полчаса доложите результаты, - сказал он в дверях.
– Вот что, Владимир Петрович, - обратился я к задержанному.
– Может, все-таки вместе разберемся, что произошло у вас в жизни?
– В жизни? А что в жизни? Нет у меня жизни, была и кончилась.
Я закурил и, заметив его взгляд, брошенный на лежащую пачку, вновь предложил ему сигарету.
– Отчего это жизнь-то кончилась?
– Отчего?
Он глубоко затянулся и задумался. Переспрашивал он машинально, чувствовалось, что его мысли в это время далеко отсюда.
– Сколько вам лет?
– Да в справке же написано.
– Документ никогда не заменит живого человека. Если есть возможность, почему бы не спросить?
– Значит, бумажке меньше доверяете, чем человеку? Странно. До сих пор мне встречались начальники, для которых бумага - это все. На человека им было плевать... Сорок три года мне. Конечно, если побриться и переодеться, можно и помолодеть, да только сердце не переделаешь... Вот вы смотрите на меня, думаете - бомж, судимый, а еще о чем-то рассуждает. Не так ли?
– То, что вы без определенного места жительства, я давно понял. Меня интересует, почему так случилось.
– Вас интересует... А вот их не интересовало. Плевать им было на меня!
–
– Кого? Бюрократов... советских. Конечно, я не сразу таким стал. Электронщик я по специальности. Учился в Ленинграде, приехал сюда в Ижевск, или как он там сейчас называется, по распределению на радиозавод, женился, родился у нас сын.
Он помолчал, и я не торопил его, понимая, как тяжело ему даются воспоминания. Может быть, впервые за последние годы он изливал душу. Да и кому - милиционеру. Нашу форму он явно не жаловал, видно, были на то причины.
– Да, сынишка маленький... Ну а потом развелись. Стал я пить, а работа электронщика точности требует. Пришлось сменить работу, затем другую, третью. Квартиру жене оставил, сам остался без жилья и без прописки. Общежитие на дают, жил у друзей. Вроде стал понимать, что не туда качусь, хотел остановиться, а тут друзья, собутыльники. На работу без прописки не берут, а не прописывают потому, что не работаю. В грузчиках подрабатывал. Так что и рад бы в рай, да грехи не пускают. Правда, грехов у меня тогда еще не было. Чистый был перед людьми. Все же нашел в себе силы, пить бросил. Три месяца пороги обивал, прописали меня в общежитие, на работу устроился. Вот тогда и насмотрелся на чиновников... Да только работать мне недолго пришлось. Посадили за кражу.
– Он почувствовал, что огонь обжигает пальцы, и затушил сигарету.
– Хм, кража... Стыдно сказать. Пить я, конечно, выпивал, но, скажите, как еще забыть прелести нашей жизни? Ну, пришли как-то к знакомому моего друга, тоже в общежитие, а уже выпившие были. Дверь открыта, а хозяина нет. Вообще нет никого. Ну выпили мы там бутылку, что с собой принесли. Думали, сейчас подойдет... Васька, что ли, я и не помню, как его звали. Бутылку выпили, показалось мало. Друг мой, спасибо ему, конечно, и предложил взять шапку - она тут же лежала, на стуле. Говорит - давай пропьем, а Ваське потом бутылку поставим, он не обидится. Ну, взяли шапку и ушли, отдали продавщице за литр водки. А потом оказалось, что шапка-то не Васькина была, а соседа по комнате. Ну и дали мне три года общего, от звонка до звонка отбухал. Вышел на свободу - и снова та же канитель: ни прописки, ни работы. Да и кто возьмет вора на работу? Это уж у нас клеймо на всю жизнь. Так и болтался, паспорт посеял, забрали в спецприемник. Через месяц выпустили, предупредили, что посадят, если не устроюсь на работу.
– И все?
– Дали еще направление на завод, да только там плевать хотели на эти направления. Сказали, что воров своих хватает.
– Нужно было взять другое направление, на другой завод, объяснить, что здесь не берут, сходить, наконец, в исполком. Проявить самому какую-то активность.
– Да проявлял я ее и ходил везде, только сил у меня не хватило, не смог пробить эту каменную стену. Снова попал в спецприемник - паспорта-то у меня нет. В общем, начальник Индустриального райотдела прямо сказал, чтобы я уматывал. И добавил, что если он сделает мне паспорт, я захочу прописаться у него в районе и буду воровать.
– Не может быть!
– Может. Он и начальника паспортного стола предупредил. В общем, посадили меня за бродяжничество и паразитический образ жизни. Хотя я работал, вагоны разгружал, в колхозе шабашил, какой же я паразит.
– А как же жена, сын?
– Жена? Написал ей как-то из зоны письмо, про сына хотел узнать.
– И что же?
– А то. Написала, чтобы больше не беспокоил ее, что она от стыда чуть не сгорела, получив письмо из тюрьмы, и что у меня нет сына. Забудь - так и написала. А я ведь не о помощи просил, узнать только хотел, как он там, сын все-таки.