Чужую ниву жала (Буймир - 1)
Шрифт:
Конечно, отец только накричал, но пальцем не тронул дочери - не девка, замужняя, над ней есть хозяин, муж ею распоряжается...
Орина не посмела ни одним словом перечить отцу. В родную хату принесла свое горе, отважилась прийти за советом, чтобы избавиться от ненавистных Калиток, уйти со двора, но еще больше горя принесла ей родная хата, придавила, совсем развеяла надежды на освобождение. К тому же отец пригрозил "етапом" - что-то страшное, позорное чувствовалось в этом слове.
Марийка заплаканными глазами смотрела на сестру:
Тем временем у Калиток тоже поднялась свара, перебранка. Свекровь бесновалась, кляла невестку, что не послушалась. Сегодня без позволенья пошла, а что будет завтра?
Роман Маркович укорял и поучая сына:
– Вот что твоя молодая выделывает!.. Будешь потакать, дашь жене волю, так скоро она наденет штаны... Что ты, муж или тюфяк? Чтобы жена посмела ослушаться! Какой же ты хозяин?
– Вахлак!
– с презрением бросила брату прямо в лицо Ульяна.
Яков растерялся, беспокойно заерзал.
– А если Орина меня бросит, что тогда?
– отвечал он наседавшим на него родным.
Способности у Якова хватит, справиться-то он сумеет, только боится, чтобы не бросила Орина. Где он тогда другую жену найдет? Разве они знают Орина не раз пугала его этим, чтобы не приставал.
Отец вправлял мозги сыну:
– Бросит - этапом приволокут...
Много он не говорил, но успокоил сына - уж кто больше знает, чем старшина? Закон, сила в его руках.
Яков и без того уже мучился. Потакает он жене, это правда, непокорна стала Орина, пренебрегает мужем. Запрет ее не останавливает, никогда-то она не послушается, не смолчит, всегда резкое слово найдет. Правду говорят домашние - люди скоро начнут над ним смеяться: жена, мол, командует, держит верх. Не способен он, что ли, скрутить жену? Как тут не возьмет досада - муж сидит дома, а жена где-то разгуливает!
Разволновался, разошелся Яков... Пошла на мужа наговаривать! Снова пожалуется брату. Разве Яков не знает, что это за родня? Не знает он, что ли, что ему делать?
Сильно разлютовался Яков, запряг кобылу, погнался с возом за женой, как вихрь вылетел со двора, встретил ее уже на улице, привязал к оглоблям. Раз хлестнет кнутом кобылу, дважды жену:
– Не ходи никуда без хозяина!
И люди видели, останавливались, но не вмешивались, не вступались.
Обычное явление - муж жену бьет! Эка невидаль!
Муж заставляет жену любить!
Кто не знает порядка?
Бьет муж жену сколько хочет и как хочет, и никому нет до этого дела моя хата, моя жена, моя кобыла, мое право! Купил в полное владение!
Приволок домой муж непокорную жену, к возу привязанную. Кто ее знает, где она шаталась? С конем в пристяжке прибежала, посрамленная, осмеянная. Может быть, пьяная?..
Свекровь встретила в воротах.
– А что? Жаловалась?! Шлялась?! Ишь, шлюха! Не уважаешь мужа? Будешь еще целовать след его ножек!..
Отец
– Вот теперь ты муж!
Собрались молодки, судили, рядили:
– Никак не приспособится эта Орина к мужу, женщина с норовом...
– У даренной на свадьбу сорочки пола с прорехой - вся жизнь с прорехой...
Орина, запуганная, избитая, сидела в хате, всхлипывала. Сердце разрывалось от отчаяния. Сегодня как никогда она почувствовала свою беспомощность. Подалась к матери за помощью - отец поругал, а муж поиздевался вволю... Что плохого она сделала? Только навестила родных... Яков тем временем наводил порядок в доме. Теперь он знает, как заставить жену любить мужа, не будет больше потакать Орине. Теперь он заставит ее угождать, приноравливаться к мужу, выбьет из нее дурь. От этой мысли и от похвал домашних Яков заважничал, прохаживался по двору, даже запел...
Пел он про негожую жену, что не умеет ни снопа связать, ни слова сказать... Сноп свяжет - он развяжется, слово скажет - не нравится...
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
1
Гневные ветры обложили село, дождь сечет землю. Вереницы девушек вьются по туманным дорогам. В чистом поле набегают тучи, дожди моют, хлещут по ватной одежке - об отцовом сыне мать и батько плачут, а о сиротине черный ворон крячет. Буйные порывы ветра сгоняют желтую листву, заработчики сходятся к родным очагам.
Лишние руки прибывают на село.
Павло с Максимом вернулись раньше - выгнали из экономии.
Едва отошли утомленные жилы, все снова стали собираться у бабки Жалийки в пасмурные осенние вечера - долгожданные встречи, разговоры, развлечения. Немало набежало за лето новостей, пока их перебрали, немало и пряжи наготовили, намяли, начесали. Ветер гуляет на чердаке, девушки прядут на посиделках с тайными думами, тревогами. Полотна закупают для войск целыми сувоями. Проворные девичьи пальцы выводят нитку - солдатская сорочка на перемену, а может быть?.. Надо себе и домашним кое-что пошить, хозяйке посиделок матери Жалийке собрать по полмотка - говорят, возвращается ее искалеченный сын.
Девушки поют во всякую погоду. Станут на улице, прислушиваются, как разносятся голоса, кличут хлопцев, да что-то не очень те торопятся. Осенний туман разносит жалобные голоса.
Где бы хлопцы ни ходили, где бы ни бродили - гонят беспокойные думы, - все же двора Жалийки не миновать. Приходят в хату рассеять свои сиротские настроения: "Дайте коней вороных под рекрутов молодых, гей!" Без привычного шума и гама стоят возле прялок, вяло разговаривают, садятся играть в карты.
Павло склонился у стола неразговорчивый, озабоченный - видно, опостылели ему посиделки без Орины. Парень исхудал, глаза блуждают. Как ни стараются девчата, не могут ничего выведать, родной сестре не скажет. Следили, наблюдали, не приглянулась ли какая-нибудь из них. Нет, видно, свет ему не мил... Без веселой подруги скучно и девчатам. Не жаль, кабы была счастлива, да в неволю выдали дочку Чумаки.