Чужую ниву жала (Буймир - 1)
Шрифт:
Захар с горькой усмешкой обвел взглядом хмурые лица.
– До сих пор душа болит, как вспомню...
– А что?
– насторожился Грицко Хрин.
– Жена-то у него заботливая?
– не терпится узнать Татьяне. Присматривает за мужем, ведь Нарожный человек больной?..
Встревоженный ее словами, Захар с сердцем отвечает:
– Дай боже каждому такую жену!
Конечно, он сказал это не в осуждение сельским женам - просто вырвалось от души.
Суровым взглядом обводит он чубатых, бородатых мужиков, останавливается на смуглых, недоуменных женских лицах.
–
Пригорюнились женщины, еще больше нахмурились бородачи.
– Есть у Нарожного жена Мария, еще моложавая, работящая... Есть двое детишек - Ивась и Галя.
– Как же они живут без отца?
– спрашивает жалостливая Орина, а с нею, кажется, ждут ответа все остальные.
Захар, оказывается, все разузнал, навестил и семью Нарожного, отнес детям гостинец - груши из помещичьего сада, крупные, как горшок... Сколько было радости! С какой жадностью они вгрызались в эти груши, не сводили с Захара глазенок... С детьми, казалось, радовался и сельский комитет право, люди не знали, как благодарить Захара. Крутого нрава человек, а сердце у него доброе.
– Видно, не часто перепадают детям гостинцы, - делает вывод Иван Чумак, - живут бедно.
– Дети худенькие, надышатся за день мыльного пара, что хорошего? добавил Павло, который побывал там вместе с батьком.
Захар рассказал, как в потемках по лестнице слезал, словно в погреб, открыл дверь... В густом пару едва разглядел лица. Едкие мыльные испарения, наполнявшие комнату, резали глаза - хозяйка парила белье... Этим и живет - стиркой на людей. Вскоре он огляделся, разговорился. В комнате было чисто, побелено, на столе льняная скатерть, но сыро, по стенам сбегали потеки, солнце не заглядывает сюда... Сама хозяйка опрятна, заботлива, ласкова, а руки - жилистые, белые.
Нехитрый рассказ Захара растревожил сельский комитет. Женщины тяжело вздыхали, вытирали платочками глаза, мужики понурили головы, чадили махоркой.
– Дети сначала были такими несмелыми, пугливыми...
– Отвыкли от отца, - заметил Грицко Хрин.
– Не знают отцовской ласки, - добавила Орина.
– Разве не насмотрелись дети, как жандармы крутят отцу руки? заметил Павло.
– Оттого и пугливы. Чужой человек пришел. Откуда детям знать - с добрыми или злыми намерениями он пришел?
– Семья живет в вечной боязни за отца, - подтверждает Захар.
Татьяна сквозь слезы с осуждением отозвалась о негодных порядках, кляла лиходеев, что разлучили отца с детьми, не дают приголубить родного ребенка...
– Лиходеи - это правители, - поясняет Захар в ответ на женины жалобы.
– И за что угнетают человека? Нарожный желает людям добра, - не может понять Татьяна.
Больше всего поразило Захара то, что жена Нарожного, в каких бы невзгодах ни жила, не жалуется, не попрекает мужа, как это порой бывает в семьях.
Женщины насторожились. По лицам пробежало беспокойство. Уже не в укор ли, чего доброго, Татьяне бросил Захар эти слова? Ей-ей, мало кто знает, на что способны деревенские женщины.
– Нарожного таскают по тюрьмам,
Захар долго говорил с Марией. "Сколько вы платите за квартиру?" полюбопытствовал он. "Десять рублей", - отвечала Мария. Захар ужаснулся: это половина ее тяжелого месячного заработка!
На этом Захар заканчивает печальный рассказ, напоминает, что пора приниматься за важные общественные дела, и так много времени потеряли. Однако сельский комитет еще минуту сидел молча под тяжестью дум. Словно породнил этот рассказ сельскую убогую хату с рабочим углом.
– Надо в воскресенье сбить масла, передать детям, - сказала Татьяна.
Роскошное убранство садов заслонило хаты. Обильные, сочные плоды, красные, синие, восковые, отягощали ветки. Смуглые, говорливые девушки разбрелись по всем уголкам села.
Орина верховодила улицей, собирала помощь на забастовку. Дружные, хваткие девчата словно побывали во всех кладовых, проведали о всех запасах - дочери рассказали подругам, что припасено у матерей. Собственно говоря, и просить не очень требовалось в таком важном деле. Хозяйки сами щедро отсыпали муки, крупы, фасоли, гороха, чечевицы, яблок, помидоров, вишен, огурцов, картофеля, а некоторые дарили бутылку масла. Более веселого дела не было на земле, чем собирать эти подарки. А варить, готовить обед поденщикам еще лучше. То-то развлечений, гулянья! Девчата бодрые, хотя и усталые, сносили полные мешки в общественную кладовую и смеялись над хлопцами, которым меньше везло.
Помощь забастовщикам собиралась по приказу сельского комитета.
К самым богатым хозяевам Захар пошел сам.
– Связку лука и я дам, - доброжелательно сказал Мамай, увидев во дворе Захара, который выразительно протянул раскрытый мешок.
– А сала, муки не дашь?
– резко спросил Захар.
– Ведь по доброй воле?
– замялся Остап Герасимович.
– Что ты распоряжаешься в моем дворе?
Слишком много позволяет себе Захар, своевольно ведет себя на хозяйском дворе. Мамай искоса посматривает на больших псов, которые рвутся на цепи. Кабы не такие времена, разве он стал бы долго разговаривать сразу бы выгнал со двора и спустил бы собак. А теперь подчиняйся, слушай, терпи всякие неприятности. Возможно, Мамай вспомнил о тех палках, которые получил от Захара на поле. Собственно, он никогда не забывал о них, но приходится молчать, терпеть - власть, председатель сельского комитета! Мамай в душе проклинал ненавистные порядки.
Захар пристыдил хозяина:
– Кладовые трещат от хлеба, скоро лопнут, трижды в году колешь кабанов!..
Собралась толпа, тоже не скупившаяся на издевательские выкрики и упреки ненасытному хозяину. Неизвестно, что бы случилось, - крутой человек Захар, и Мамай горяч нравом, сцепились бы. Но подоспел Мороз, унял спорщиков - не время!
У Захара клокотало на душе - жаль, что он занимает высокий пост, а то бы проучил живоглота!
– Заводские рабочие сто рублей денег дали на забастовку, а ты на связку лука расщедрился?