Чья земля, того и вера
Шрифт:
Сильнее всего пострадали ножи. Поверхность клинков покрылась заметными следами коррозии. Автоматные дула были забиты грязью, даже зачехленные прицелы выглядели неважно. Вступать в бой с таким оружием было равносильно самоубийству. Сталкеры бросились приводить стволы в порядок. За клинки взялся Штеф. Его снайперка, упакованная в чехол, срочного ухода не требовала. Достав и аккуратно разложив около себя пасты, фланельки, шкурки, щетки, брусочки и провоняв все вокруг керосином, Стас с наслаждением занялся доведением холодного оружия до ума. Литерный знал, что возня с ножами успокаивает Штефу нервы.
6
Все эти вынужденные гигиенические процедуры заняли около часа. Не сказать, чтобы сталкеры отдохнули. Но, по крайней мере, привычные механические действия позволяли не думать о страшной и бессмысленной смерти человека, свидетелями которой они только что стали. Все занимались своим делом молча, слышалось только негромкое позвякивание и щелканье перебираемых деталей.
– Рыжик, а вы, ученые, так и не выяснили, откуда они все берутся? – нарушил тишину Груздь.
– Кто именно? – не поняла Рита.
– Мутанты эти. Уроды. Не, с кабанами или там с собаками ясно все. А остальные? Снорки эти паскудные, кровососы, контролеры? Вот я уже четыре года в «Долге», сколько мы этих тварей положили – не счесть, а они все лезут и лезут отовсюду.
– Да, хороший вопрос. – Поддержал Степу Штеф. – Лично я не верю в эти байки про ликвидаторов, мирных жителей и солдат, мутировавших после выбросов. Я видел, что происходит с теми, кто получает лучевой ожог или под выброс попадает. Умирают они страшной смертью, но ни в кого не мутируют.
– Я в Зоне тоже не первый день, - задумчиво сказала Лава, - но покажите мне хоть одну самку кровососа. Или снорка. Говорят, у бюреров самки есть, даже детей, по слухам, видели. Но я не верю что-то. Хотя, конечно, в штаны к бюрерам проверять не лазила, это да.
– Мне тоже эта версия кажется сомнительной. Мутации – процесс случайный, - Литерного эта тема всегда занимала, - так почему тогда мутанты однотипные? Снорки в противогазах этих…сколько их было, людей в противогазах?
– Ну, откуда берутся…то есть брались…полтергейсты, вы сами видели. – Ответила проводница. – Про снорков я вам говорила – это тоже дело чьих-то рук. Мутация – процесс длительный, должно смениться несколько поколений, чтобы образовался стойкий фенотип. Не могут солдаты превратиться в мутантов, не успев даже снять противогазы. Кровососы, например, вообще физиологически ничего общего с людьми не имеют. А химеру помните? Как ее объяснить? Одних мутантов больше, других меньше, но количество особей каждого вида все время поддерживается на определенном уровне. Сталкеры и военные их истребляют нещадно и ежеминутно по всей Зоне, а после очередного выброса – все снова-здорово. Я давно изучаю этот вопрос. По статистике получается, что, если эти мутанты – люди, оказавшиеся на территории Зоны во время взрыва, то их должны были уничтожить в течение первых полутора лет. Никто ни разу не видел получеловека-полукровососа, или полуснорка, то есть переходную стадию. Значит, трансформация пропавших в Зоне сталкеров тоже под большим вопросом.
Репродуктивных
– Выходит дело, люди. – Заключил Наждак, любовно оглаживая ветошью полусобранный «печенег».
– Выходит, так. – Подтвердила Ритка. – Конечно, без влияния Зоны тут не обошлось, но одной ей не по силам ни придумать такое, ни создать.
– Вот паскуды…- задумчиво пробормотал Коля. – Добраться бы до их поганых глоток…
– Размечтался! – хмыкнула Лава, сдувая последние пылинки с вновь заблестевшего, как новенький, «FN F2000». – Их глотки высоко, отсюда не дотянуться. Здесь – только исполнители, дурачки наивные, польстившиеся на бабки да на нобелевки.
– Да и тех уж в живых наверняка нет давно. – Штеф аккуратно собирал в специальный контейнер свои многочисленные прибамбасы. – Разбирайте клиночки, готово.
Унтер уже стоял при полной выкладке, готовый двинуться в путь. Литерный заметил, что за последние сутки парень состарился на десяток лет. На Димкином лице была написана решимость идти куда угодно и убивать кого угодно. В глубине глаз поселилась безнадежная тоска и мрачная злоба, погасив огонек добродушия и веселья.
Обычный для Зоны, покореженный, поблекший, вечно осенний лес казался родным и близким. После того, через что им пришлось пройти за последние сутки, поход по нему казался прогулкой в городском парке. Видимо для того, чтобы отвлечься от мрачных мыслей, Наждак снова взялся опекать Унтера. Коля показал Димке четко очерченный участок, трава на котором была вмята в землю, а ветки окружающих кустов как будто подстрижены. Потом лектор швырнул гайку вперед и вверх. Долетев до границы аномалии, гайка, как подбитый тяжелый бомбардировщик, ухнула к земле. Примятой травы она достигла уже на такой скорости, что с громким чмоканьем ушла глубоко под землю, оставив на месте погружения аккуратную норку.
– Про «эмжеаш» слыхал, стюдент? – глубокомысленно изрек Коля, подняв указующий перст. – Так вот там, - он махнул рукой в сторону гравиконцентрата, - это самое «же» такое, что на «эм» и «аш» можно спокойно начихать с трубы четвертого энергоблока. Если припечатает, то остатки можно в рулет сворачивать. Ни одной целой костяшки во всем пострадавшем организме. Еще такая штука называется «комариная плешь». Запоминай, салага!
«Как бы не свели долговцы у меня бойца.
– Забеспокоился Литерный.
– Ишь, как охаживают! Наждак-то – прям педагог прирожденный, обалдеть можно. А по роже уголовной и не скажешь никогда. Эх, его бы старшиной ко мне в отряд…».
Капитан был уверен в том, что Димка-Унтер останется в Зоне. Несмотря на то, чего парень насмотрелся здесь и что пережил – все равно останется. Однажды нащупав человека, Зона пускает в нем корни и держит этими корнями до самой смерти. Так что – раз сюда попав, вырваться уже невозможно. Здесь и закопают. И в дальнейшей судьбе молодого сержанта Литерный не сомневался. Сколько уж ему на роду написано, неизвестно, но проведет он это время в Зоне, к бабке не ходи.