Цицерон - гроза тимиуков
Шрифт:
— Но я-то не могу прикинуться животным, — напуганный рассказом Фуго, проговорил Алеша.
— Мда. Это точно. Я как-то об этом не подумал. — Фуго понял, что сморозил глупость, ещё больше напугал Алешу, и попытался исправить положение.
— Во-первых, я никогда не допущу, чтобы тебя продали. А во-вторых, насколько я знаю, землян не продают на съедение. Разве что в зоопарк.
После этих слов Алеша не удержался и заплакал, а мимикр, проклиная себя за болтливость, принялся успокаивать его:
— Ты не слушай меня, Алеша. Я несу какую-то чушь.
— Я не хочу в зоопарк, — сквозь слезы тонким голосом проговорил Алеша.
— Во-первых, никто тебя пока в зоопарк не продает, — сказал Фуго. — А во-вторых, лично меня уже продавали в зоопарк, и ничего страшного не произошло. Меня везли туда в механической тележке. Знаешь, такая, которая гудит и воняет дымом? И что ты думаешь, я прикинулся запасным колесом. Приехали мы на место, они открыли дверцу, все обыскали, а я тем временем скатился на землю, тут они меня и видели. Меня же, главное, на землю нельзя выпускать. Я сейчас же бугорком, булыжником, кочкой прикидываюсь. Это моя стихия — найти никак невозможно.
— Но я-то не могу-у-у колесом прикинуться, — ещё сильнее заплакал Алеша.
— Это верно, — вконец расстроившись, проговорил мимикр и на некоторое время замолчал. — В общем, все, что я тебе рассказал — вранье. Я просто хвастал. Привычка у меня такая дурацкая — хвастать. Ты не обращай внимания.
— Не могу не обращать, — глотая слезы, ответил Алеша.
— В конце концов, ты же мужчина. Или когда-нибудь станешь мужчиной, ещё раз попытался Фуго успокоить мальчика.
— Теперь уже не стану, — всхлипывая, сказал Алеша. — Меня какой-нибудь инопланетный гурман съест.
— Вроде умный мальчишка, а такие глупости говоришь, слушать стыдно. Ну, хвастал я. Понимаешь? Хвастал. Обещаю больше этого не делать. Ты просто лежи, а я буду смотреть за дорогой, чтобы знать, как возвращаться. Иначе я не найду пути назад.
Улочки в городе были очень узкими, с высокими глухими заборами, над которыми нависали ветки плодовых деревьев и низкие черепичные крыши. Изредка навстречу процессии проезжала такая же тележка, груженная сеном или овощами. Когда это случалось, солдаты прижимались к самой стене, и все равно тележки цеплялись друг за дружку колесами. Охрана поднимала гвалт, и после долгого разбирательства тележки наконец разъезжались.
— Думаешь, здесь можно что-нибудь запомнить? — во время очередной ссоры солдат с торговцами спросил Фуго. — Едем как по коридору. — В этот момент старший конвойный увидел, как Фуго что-то шепчет мальчику, и с размаху огрел мимикра плеткой.
— Ой! — закричал Фуго и от страшной боли сжался в комок.
— Я же предупреждал! — рявкнул тимиук.
— Бить безоружного, связанного… — едва слышно прохрипел мимикр. Подлый рабовладелец. Шестилапый паразит.
— Беги, Фуго, — стараясь не шевелить губами, прошептал Алеша. Цицерон найдет меня.
— Ну не прямо же сейчас, — жалобно ответил мимикр.
Тележка двинулась
— И за что я страдаю? — всхлипнул мимикр. — Я, один из самых честных мимикров, приехал на эту поганую планету только для того, чтобы отыскать любимую тетушку. А меня все время оскорбляют, заряжают в катапульты и лупят плеткой. Лучше бы я умер маленьким, когда мама уронила меня со скалы. Моя бедная душа сидела бы сейчас на небе, ела ромбодабы с мочеными ягодами и слушала пение небесных птичек. Кстати, — прошептал мимикр, — как выглядит ваш Бог? Он двуногий?
— Не знаю, — ответил Алеша. — Мои родители — атеисты. И я, наверное, тоже.
— А что это такое — атеисты?
— Ну… они не верят, что он есть, — сказал Алеша и почему-то засмущался.
— Совсем? — удивился Фуго.
— Вроде да.
— А к кому вы обращаетесь, когда вам плохо? — позабыв о боли и обиде, с интересом спросил мимикр.
— Друг к другу, — ответил Алеша.
— А когда никого нет рядом? — не отставал Фуго.
— Тогда ни к кому.
— Бедные земляне, — вздохнул Фуго. — Ладно, тогда я попрошу у своего бога и за тебя тоже. Во всяком случае, мимикрам он частенько помогает.
Неожиданно улица кончилась, и похитители выкатили тележку на большую площадь, которая одной стороной заканчивалась высоченной стеной с бойницами. Над каменной кладкой высились несколько шпилей с начищенными медными трубиранами на острых концах. По бокам крепостной стены стояли тяжелые квадратные башни с развевающимися красными флагами. А прямо посередине находились центральные ворота из толстых, заостренных книзу бревен.
— Приехали, — прорычал старший конвойный и щелкнул плетью.
— Беги, Фуго, — снова зашептал Алеша, но мимикр почему-то медлил.
— Не могу, — сказал он наконец. — Я убегу, а эти шестилапые тебя изобьют.
— За что? — спросил Алеша.
— А ни за что. Так, зло сорвать. Нет уж, я довезу тебя до конца, сдам главному живоглоту и спокойненько пойду к Цицерону.
Процессия пересекла площадь и подошла к воротам крепости. После недолгих переговоров с часовыми те со страшным скрежетом начали поднимать бревенчатую решетку, и когда она повисла на толстых ржавых цепях, тимиуки вкатили тележку внутрь. Здесь тимиукские солдаты сдали пленников внутренней охране, на прощанье посмеялись, вспомнив, как ловко выловили из воды бочку, и отправились назад. Новый конвой покатил тележку дальше, внутрь крепости. И тогда мимикр осторожно подал голос:
— Мы подданные планеты Земля. Вы не имеете права так с нами обращаться.
— Что он говорит? — спросил один конвойный другого, брезгливо посмотрев на Фуго.
— Он говорит, что хочет получить в ухо, но стесняется попросить об этом, — ответил коренастый тимиук в панцире из толстой кожи с медными нашлепками на груди.
— Умоляю тебя, молчи, Фуго, — взмолился Алеша. — Говоришь ты один, а бить будут нас обоих.
— Это я так, прощупал почву, — сказал мимикр.