Цифровая медицина
Шрифт:
Новую биопсию в немецкой клинике мне сделали на новейшем оборудовании всего за четыре минуты. После сбора всех анализов и их изучения на консилиуме Марк Шрадер назначил операцию. Увезли меня в операционную в 7 утра. Я сильно испугался, когда увидел над собой склонившихся людей в «космическом» облачении: в белых, очевидно, герметических костюмах и прозрачных гермошлемах на головах. Ну, думаю, Витя, ты попал!
Очнувшись после наркоза, я увидел в реанимации часы. Они показывали 14 часов 45 минут. То есть хирургическая операция карцином эктомии длилась больше шести часов. Из живота у меня торчало несколько трубок. Через половину трубок что-то в меня
Когда через полчаса с обходом вместе со своей хирургической бригадой пришел Марк Шрадер он очень живо и с юмором рассказал о том, как происходила хирургическая операция. У доктора, как оказалось не только золотые руки, но и мысли совсем не стандартные.
Чего стоит, например, его утверждение о том, что я ему помог во время операции. Я с удивлением спросил, чем же может находящийся под наркозом русский мужик помочь немецкому хирургу? У тебя внутренние органы, сказал Марк, не в жиру, я их легко нашел. «И у тебя внутренние органы красивые. Чтобы поддержать эту красоту я удалил не одну, а две опасные опухоли». Как утверждает прекрасный хирург – онкология есть у всех, но не все до нее доживают. Важно добиться главного – избежать возможных рецидивов болезни. Как оказалось, у 95,0 % пациентов. У кого спустя три месяца, у кого-то спустя три года.
Конечно, хирурги делают важное дело – они удаляют опухоль, которая угрожает жизненным функциям организма. Тем самым они продлевают нам жизнь. Но они не могут, в силу понятных причин, «удалить» биохимический процесс и образ нашей жизни, которые привели к образованию опухоли, по-ученому – карциномы.
После нашей воодушевившей меня беседы началось самое главное – процесс восстановления, реабилитации. Со мной не церемонились. Уже в завершении беседы Марк сказал, что завтра надо встать, для того, что процесс восстановления шел адекватно. Я, конечно, со свойственным мне упрямством и решительностью, заявил, что вставать я не собираюсь. На что Марк переглянулся с моей женой, и она, на хорошем английском, сказала – «Встанет».
Конечно, утром следующего дня пришлось встать и самостоятельно гулять 15 минут, толкая впереди себя штативы с каким-то электронным прибором и с пакетами жидкостей, которые через трубки непрерывно через меня прокачивались. Причинами того, что я встал и «пошел» гулять – это решительность и организационный талант моей жены.
Она пришла меня поднимать с двумя здоровенными санитарами, которые не знали ни французского языка, ни русского. Похоже было на то, что мой энергичный разговор простыми и очень русскими выражениями санитары восприняли как просьбу помочь встать. Ну а мои гневные взгляды моя женушка выносит легко.
Через три дня я почувствовал, что иду на поправку. Как я это определил? Очень просто, поскольку вернулись в пояснице мои радикулитные боли, которые тот онколог определила, как метастазы в позвоночнике. Об этой симптоматике моя дорогая жена рассказала Марку.
На следующее утро Марк Шрадер пришел с молодой женщиной, доктором медицинских наук, специалистом по позвоночнику. По ее просьбе пришлось встать вертикально, держась за спинку стула. После внимательного изучения моего позвоночника, доктор попросила делать определенные движения ногами, и, при этом, она выполняла какие-то операции с моим позвоночником типа «решительного массажа». Занимались мы с доктором где-то полчаса. Боль ушла, и до сих
Через неделю та доктор пришла для контрольного осмотра. Поинтересовалась, есть ли боли. Я сказал, что их нет, возможно метастазы, о которых говорила мне российский врач-онколог, ушли из позвоночника. Доктор стала так звонко смеяться, что и мне сделалось весело от того, что, слава Богу, наличие метастазов в позвоночнике – это врачебная ошибка. На прощание, Доктор научила меня «секретной методике» психофизических упражнений, после занятий, которыми боль уходит из позвоночника через две-три недели. До сих пор говорю Ей спасибо.
Позже, после удаления из моей брюшной полости «жизнеобеспечивающих» трубок, мы с Марком Шрадером обсуждали эту тему врачебных ошибок. Конечно, я как пациент, благополучно переживший пост патологический шок с помощью немецких врачей, не скупился на гневные филиппики в адрес российских врачей.
Реакция немецкого доктора и руководителя клиники на мою эмоциональную речь не только меня удивила, но и заставила пересмотреть мои взгляды на практику и результаты медицинской помощи в России.
Защищая своих российских коллег, Марк сказал, что если в российской медицине врачебные ошибки могут достигать 80,0 %, то в немецкой они колеблются от 60,0 до 50,0 %. Я это понял так, что это те же яйца, только вид сбоку. Так, впервые возникла мысль, что необходимо в форме математической модели описать патологические процессы у индивидуального пациента для того, чтобы избегать врачебных ошибок. Тяжелая задача.
Интересны сами мысли из наших обсуждений опытнейшего врача и практикующего доктора наук источниковеда-математика. Не фатальные ошибки, в конце концов, это часть и путь нормальной врачебной практики, определяют успех или не успех врачебной клинической работы. А опыт и аналитика, совершенное оборудование, хорошие медицинские материалы и препараты, состояние и настрой пациента, отношение родственников к больному – это все то, что помогает преодолевать непрерывно изменяющиеся патологические процессы.
Вот, например, у тебя Виктор, при прекрасных снимках и расшифровках КТ диагностики, обнаружилось, что опухоль с одного внутреннего органа уже начала переходить на другой. Оперативный консилиум – решение удалить и новую опухоль. Опухоли то мы удалили, но процесс их образования мы не смогли остановить. То есть рецидив патологии очень вероятен.
Ты не хотел вставать, и, образование спаек в кишечнике было бы неизбежным, но деятельное желание твоей жены избежать негативных патологических процессов позволило всего этого избежать.
Когда мы готовились к выписке из клиники, немецкие врачи настоятельно рекомендовали провести месяц в реабилитационной клинике. Я-то по простоте своей душевной думал, что это излишняя роскошь, у меня и так все идет на поправку. Но решающим оказалось слово моей жены – короче говоря, мы оказались в реабилитационной клинике, построенной на источниках минеральных вод.
Так прошел месяц трудов над собой, которые не столько оздоровили мое тело, сколько укрепили мой дух справляться с тяжелыми ситуациями во что бы то ни стало. На это нас ориентировал руководитель реабилитационной клиники, доктор медицинских наук, профессор Бахшмитд. Часовые, двухчасовые прогулки, специальные физические упражнения по 15–30, минут, минеральная вода, специальная диета, беседы с доктором Бахшмитдом в итоге позволили существенно улучшить мое состояние здоровья.