Цикады
Шрифт:
— Какой твой любимый фильм?
— Дурацкий вопрос. Вот какая у тебя любимая песня? — Алина усмехнулась и кивнула. — Ты же все время что-то слушаешь, одной не будет.
— Все равно есть тот, который больше всего про тебя — здесь и сейчас.
Другой развернул телефон экраном вниз. Алина увидела блестящего кролика и кивнула:
— Знаю.
— Смотрела?
— Да. Но мне не особо. Больше из-за саундтрека понравился. Такое продолжение Depeche Mode, знаешь?
— Так там режиссер клипа как раз с ними работал до этого…
Они все болтали,
Он нырнул в телефон и увидел одно сообщение от Selena.
«У нас все в силе?»
«Да»
Потом добавил от какой-то злости:
«заеду за тобой»
— А ты что думаешь? — вдруг спросила его Алина.
Он потянулся к ней и поцеловал в губы.
— Я думаю так же, как и ты.
Один раз. Ему нужен только еще один раз.
Она сидела на лавочке у подъезда — снова в темных очках и капюшоне, драную кожанку положила сбоку от себя. Надо было предупредить, чтобы переоделась во что-то поприличнее, подумал он и тут же отмахнулся: ничего, поделом ей, пусть почувствует себя не в своей тарелке — после того что она устроила в прошлый раз.
Антон медленно подъехал и окликнул ее из окна. Не отозвалась. Пришлось выйти и тронуть ее за плечо.
Елена вытащила наушники — его наушники! — и кивнула:
— Нагулялся?
— Уже донесли?
— Конечно. Мать твоему отцу звонила.
— А он что?
— Сказал, сегодня тебе можно все.
А завтра будет расплата. Он открыл ей переднюю дверь. Елена уселась и провела рукой по приборной панели:
— В прошлый раз другая была, нет?
— То отцовская. А это моя, — он подчеркнул, но Елена только равнодушно кивнула.
— Круто, когда тебе просто так машину дарят.
Антон вдруг почувствовал, что ему надо оправдываться.
— Я с четырнадцати вожу, отец всегда обещал. Здесь автомат, сиденья с подогревом и вот еще…
— В карбюраторе конденсат, — она кивнула и отвернулась к окну, и он почувствовал себя надоедливым водителем такси, который завалил своими вещами заднее сиденье, усадил пассажира вперед, а теперь еще и разговорами донимает. Построил маршрут до гостиницы в центре.
Елена увидела адрес и присвистнула:
— У меня на такое денег нет, сразу предупреждаю.
— Я же пригласил.
— Строго говоря, в прошлый раз тоже ты приглашал, — пробормотала она в сторону, как актриса в плохом спектакле, которая говорит всегда в сторону для зрителя, а не для партнера, чтобы над партнером посмеяться.
Антон разозлился и включил радио, тыкал передачи, пока Елена вдруг не сказала на грустной песне,
— Оставь. — Отвернулась к окну и пробормотала: — Это кавер. 2003 или 2004 год, я не помню. Только помню, как прибегала из школы в субботу и включала телевизор, чтобы посмотреть хит-парад. Аврора тогда еще вела…
«Я в 2004-м только родился», — он мог бы сказать, мог бы остановить машину, мог бы велеть ей уйти — из машины, из школы, из жизни. Но тут она запела — чисто, в тон, сбиваясь лишь изредка, когда пыталась взять ноту выше перед припевом:
Нам осталось награда,
А может быть, повезло,
Горы битого счастья
Да седьмой лепесток… [2]
Голос дрогнул, и она отвернулась.
«Сними очки», — он хотел попросить, он хотел увидеть ее глаза, но не мог.
— Раньше она была веселее, — сказала глухо, не поворачиваясь.
— Непохоже.
— В детстве все как-то веселее. И проще. Ты это поймешь. Когда-нибудь.
Антон заметил, как ее тонкие пальцы вцепились в приборную панель — как у кошки, что пытается выпустить когти. Он хотел спросить, сколько же ей лет, но не мог, потому что знал, что выдаст себя, что обнаружит этот страх кого-то маленького перед кем-то большим, пусть он и был на две головы ее выше и на двадцать килограммов тяжелее — но разве помогало ему это с отцом, и вот сейчас, только что, по пути в гостиницу, где она собирается с ним трахаться, она почти в лицо заявляет ему: ты ребенок, ты просто еще один ребенок. Поэтому он сказал другое:
— Хорошо поешь. Училась?
— MTV много смотрела.
— А он еще работает?
Она покачала головой:
— Кажется, тоже ушел. Я уже не слежу.
— А я вообще телевизор не смотрел.
— А когда я росла, кроме телевизора, и смотреть было нечего. Он меня и воспитывал. Наверное, поэтому мы такие разные.
На въезде на парковку поднялся шлагбаум. Мужчина в ливрее открыл дверь. Елена фыркнула:
— Нас точно отсюда не выгонят?
— Точно.
Он даже не понял, в какой момент это произошло.
На заселении Елена вела себя обычно: разглядывала интерьеры, шутила с девушкой на ресепшене, даже сняла очки, протягивая паспорт. У лифта стояла будка моментальной печати, и он смог затащить ее внутрь и сфотографироваться — на память, на день рождения, как он повторял. Он чувствовал себя почти отцом, почти хозяином жизни, который привел Билана с Другим в тир.
И вот они поднялись в зеркальном лифте с музыкой (нормальной музыкой, не такой, как у Алины в доме), вошли в номер, она обернулась, сняла очки, глянула на него — и от одного взгляда его приморозило.