Цикл «Историк». Рассказ IV. Под ударами мрака
Шрифт:
Но Олаф все равно не обрадовался. Он, все еще молча, поднялся на ноги, запустил руку в разметанные по плечам волосы и устремил грозовой взгляд на офицера, уже готового вспыхнуть негодованием.
– Олаф, не смотри на него так – он же вспылит… Он же офицер – к грубому обращению не привык… А мне пришлось ему нагрубить – я же ему руки скрутил и…
Олаф опустил нагнетающий бурю взгляд в пол, постоял на месте и собрал шнуром волосы. Это плохой знак – он собирает распущенные для вольного ветра волосы только перед сражением. Улыбка сошла с моего лица – я снова сделал что-то не так… Но я не могу понять, что именно, и на меня находит, тяжелеющая с каждой секундой молчания Олафа, растерянность…
–
Я обернулся ему вслед, когда он прошел мимо и вышел на затихший в безветрии мороз…
Осторожно взял под локти кипящего досадой офицера – так, чтоб не причинить ему вреда, ведь его руки связаны за спиной “шнуром”, слабо светящимся в полумраке и пропускающим искрой блеклые огоньки…
– Идите вперед. Мне надо ему объяснить, что вы не такой, как прежний офицер. Тогда он не поступит с вами, как с ним, – с прошлым офицером. С вами же не надо так поступать…
Офицер в ответ весь вздернулся и завелся. Что-то они все нервные такие… Но я терпеливо сдержал дерганного офицера и отвел его к Олафу, и поставил его перед Олафом, замершим с крепко сжатыми на груди руками посреди сияющих на солнце снегов…
– Олаф…
Он стал еще бледней, будя силу зверя и борясь со злым духом, приходящим к нему с этой силой перед сражением по зову или просто, повинуясь привычке. Он теперь старается не отпускать этого духа на волю. И сейчас, оттесняя его холодным рассудком обратно, в буйные глубины инстинктов, он сжимает зубы и молчит. Только, кажется, у него что-то не получается с контролем над этим злом. Когда он посмотрел на меня и на моего пленного, ему пришлось сжать и кулаки. Но я не понимаю, что заставило его дух разразиться грозой. Я понял, что это как-то связано с офицером, но… Этот офицер никак не напросился на что-то такое – ни словом, ни делом… Не знаю, чем он плох, чем Олафу не угодил… Наверное, для Олафа он слишком чистый и блистающий… Но я же его не из зоны боевых действий взял, а из светлых чертогов Хантэрхайма. По мне, он очень даже неплохой – даже очень хороший… Только огнеопасный чуть.
– Олаф, ты же сказал, что нам офицер нужен, – для сложного расчета и для схем…
Поджав побледневшие, искусанные в кровь, губы, Олаф не сводит напряженного взгляда с офицера, стоящего перед ним со связанными за спиной руками с таким достоинством, что мне за эти крепкие путы стыдно становится…
– Не такой офицер, Ханс.
Рука Олафа легла на ножны, сделанные из облезлой вытертой шкуры… Я заволновался пуще прежнего…
– Не будь таким придирчивым… Он не плохой. Не хуже других.
– Ты на его погоны смотрел?
– Он капитан… Прямо, то, что надо.
– Он рабочий, Ханс, а не боец. Он офицер – S4, а не – S7.
– Рабочие хорошо сражаются, когда нужно…
– Не так хорошо, как нужно, Ханс. Он не рассчитает требующихся нам схем – он не для этого сделан.
– Просто, ты сказал, что нам нужен офицер…
– Да, нам нужен офицер. Но нужен – воин, нужен – охотник. Этот офицер нам не нужен, Ханс.
– Олаф, оставь его – он нам пригодится…
– Нет. У него нет сил, которые он способен обменять на наши силы. Он только отнимет силы у нас.
Олаф вдруг весь взвился вместе с холодным ветром… Он, едва сдерживаясь, грубо схватил офицера, толкая в занесенные метелями открытые врата, в высокий темный коридор, дающий пристанище зубастому ветру, в просторный зал, отгороженный тяжелыми бункерными дверями… Я иду за ним, теряясь от страха, что Олаф не справится, что с силой зверя он отпустит на свободу и это зло – этого Зверя… Меня до отупения пугает его злой дух… Я сжал зубы, чтоб не стучали от внезапно напавшей на меня стужи… Как плохо все
– Олаф! С ним же так нельзя! Он же офицер!
– Хоть каменный тролль, Ханс. Не суйся мне под руку. Ступай во двор.
– Нет, ты же убьешь его…
– Ханс, ступай.
Олаф рвется вперед штормовым ветром и срывается на этом офицере… Но он еще не разрешает себе срываться на мне…
– Олаф, брось клинок… Я не дам тебе его убить.
Олаф не позволял себе злиться на меня с тех пор, когда ожоги связали мою грудь рубцами, как веревками… Олаф никогда не злится на меня, но я знаю, как ему это тяжело дается… Я всегда думаю со страхом, а вдруг настанет такое время, что он не совладает со злом… Кажется, это время не за горами… Вот я и стою перед ним, еще не решив, что делать… Если я не заступлюсь… Олаф убьет этого офицера, который неповинен во всем этом… А если заступлюсь… Я не знаю, что Олаф сделает со мной… И я не знаю, что я… Я же не подниму на него руку – на Олафа…
– Подожди, не трогай его…
– Ханс, я не могу ждать. Его будут искать охранники системы.
– Нам нужно уйти…
– Нам придется уйти. Но его мы с собой не возьмем. Мы и без него с трудом от “воронья” уходим. А с ним – не уйдем.
– Ты же сказал, что с офицером мы скроемся, что “черные вороны” не найдут нас…
– Не с таким офицером. С таким только хуже будет. Ступай во двор, Ханс. “Черные вороны” найдут его мертвым – без памяти, без отчетных данных, без работающей техники. Они вернутся в Хантэрхайм – оставят нас в покое.
– Но как же так, Олаф?.. Он же не виноват…
– Перестань жалеть всех подряд. Я тебе объяснял, что мы отдаем смерти чужие жизни, меняя их на жизни наши. Вина здесь не имеет значения. Это жертва, требуемая у нас смертью в обмен за наши жизни.
– Олаф, выходит, что его нужно отдать смерти только из-за того, что я его привел… Я так не хочу…
– Хочешь жить – отдай его смерти. Отдай его мне.
– Я хочу жить, но не так, Олаф… Хоть убей, я его убить не позволю!
– Ханс, ты соображаешь вообще?! Этот офицер приведет к нам наших преследователей! Ты что делаешь?! Ты мне какой выбор оставляешь?! Мне что, встать под тень “ворона”, оставив с нами этого не нужного нам офицера?!
– Он нам пригодится… А ты… Ты способен совладать с “вороном”…
– Я не всесилен, Ханс! Я срежу крылья одному, но бесчисленная стая слетится растерзать меня! Нет, я не сдамся им, но они сокрушат мою силу, задушив северный ветер, затмив грозовое зарево! Тогда они заберут всех! Нас всех!
– Нет, Олаф… Я не хочу этого… Этого не случится… Мы справимся… Мы объединим силы и справимся… Я не сойду с места, пока ты не прекратишь эту грозу!
– Прекращу?! Ханс, ты что?! Ты вообще не соображаешь! Ты не знаешь, что делаешь! Не знаешь, какой опасности он нас подвергает! Нет, я не прекращу! Не заступай мне дорогу! Я взялся отвечать за тебя, за совершенные тобой поступки! Держать ответ, смотря в лицо самой смерти, следующей за нами всегда и везде со своей преданной ратью, следящей за нашими промахами из всех щелей глазами серых крыс! Я обязан исправлять твои промахи столько раз, сколько ты промахнешься! Я обязан сохранять твою шкуру, пока не потеряю свою, Ханс!