Цикл романов "Анжелика" Компиляция. Книги 1-13"

Голон Анн

– Да просто поздно. Уже отзвонили к вечерне.

– А костер?

– Все кончено, – тихо сказала жена колбасника. – Но долго он пылал. Ну и денек сегодня выдался! Труп догорел только к двум часам пополудни. А когда стали развеивать пепел, началась такая свалка! Каждому хотелось получить горсточку. Палача чуть не растерзали.

Помолчав, она спросила:

– А вы его знали, колдуна?

– Нет! – с трудом проговорила Анжелика. – Нет! Сама не понимаю, что со мной случилось. Просто я впервые увидела такое.

– Да, это производит сильное

впечатление. Мы-то все, у кого на Гревской площади лавки, столько всего повидали, что нас уже ничем не проймешь. Нам даже вроде чего-то недостает, когда на перекладине никто не болтается.

***

Анжелике хотелось бы отблагодарить этих славных людей, но в кошельке у нее было лишь несколько мелких монет. Она сказала, что потом зайдет к ним и вернет деньги, которые они заплатили цирюльнику.

В голубых сумерках разнеслись удары колокола с ратуши, возвестив окончание рабочего дня. Приближалась ночь, и мороз еще усилился.

На краю площади алел огромный огненный цветок из горящих углей, которые раздувал ветер. Это все, что осталось от костра.

Анжелика бродила вокруг костра и вдруг увидела, что из темноты эшафота кто-то вышел робким шагом. Это был аббат. Он приблизился к ней, но она в ужасе отшатнулась – из складок его сутаны еще не выветрился нестерпимый запах горевшего мяса и дыма.

– Я знал, что вы придете, сестра моя, – заговорил он. – Я вас ждал. Я хотел вам сказать, что ваш муж умер христианином. Он подготовился к смерти и принял ее со смирением. Конечно, он сожалел о жизни, но смерти не боялся. Он несколько раз повторил мне, что с радостью предстанет перед Творцом. Мне кажется, большим утешением для него была уверенность, что он наконец узнает…

Голос аббата выдал его колебание и некоторое удивление.

– …наконец узнает, вертится ли Земля.

– О, конечно, – воскликнула Анжелика, которую вдруг охватил гнев. – Как это на него похоже! Все мужчины одинаковы! Ему все равно, что он оставил меня в нищете и отчаянии на этой самой Земле, которая то ли вертится, то ли нет!

– Нет, сестра моя! Он много раз говорил мне: «Скажите ей, что я ее люблю. В ней была вся моя жизнь. Я же – увы! – буду в ее жизни лишь эпизодом, но я верю, что она сумеет найти свою дорогу». И еще он сказал, что, если родится мальчик, он хочет, чтобы его назвали Кантором, если девочка – Клеманс.

***

Кантор де Мармон – лангедокский трубадур, Клеманс Изор – покровительница «Цветочных игр» в Тулузе.

Как далеко все это! Каким нереальным кажется оно среди той гнусной действительности, в которой жила теперь Анжелика! С трудом передвигая ноги, она пошла в сторону Тампля. Некоторое время она нарочно разжигала в себе чувство злости на Жоффрея, и это поддерживало ее. Конечно, ему все равно, что она высохла от горя и слез. Разве переживания женщины чего-нибудь стоят?.. А вот он, находясь уже по ту сторону жизни, найдет, наконец, ответ на вопросы, не дававшие покоя его уму ученого…

Вдруг

слезы ручьем хлынули из ее глаз, и она вынуждена была прислониться к стене дома, чтобы не упасть.

– О, Жоффрей, любовь моя, – прошептала она. – Теперь ты знаешь, вертится Земля или нет… Будь счастлив в вечности!

Боль во всем теле стала нестерпимой. Внутри у нее словно что-то оборвалось. Она поняла, что сейчас начнутся роды.

До Тампля было далеко. Бредя по улицам, она заблудилась. Оглядевшись, она увидела, что находится у моста Парижской богоматери. Как раз в этот момент на него въезжала какая-то повозка. Анжелика окликнула возчика.

– Я больна. Не могли бы вы отвезти меня в городскую больницу?

– Я как раз туда и еду, – ответил извозчик. – За грузом для кладбища. Я вожу мертвецов. Садитесь, красавица.

Глава 53

– Как вы назовете его, дочь моя?

– Кантор.

– Кантор? Это же не христианское имя.

– А мне все равно, – сказала Анжелика. – Дайте мне моего ребенка.

Она взяла ребенка из рук мужеподобной повитухи, которая встретила его в этом печальном мире – красный, еще мокрый живой комочек, завернутый в лоскут от грязной простыни.

День еще не кончился – разукрашенные часы Дворца правосудия не успели пробить полночь, когда сын казненного графа появился на свет.

Сердце Анжелики было опустошено. Тело разбито, истерзано. Все в ней кровоточило, и душа и тело. Прежняя Анжелика умерла вместе с Жоффреем де Пейраком. Но вместе с маленьким Кантором родилась новая женщина, в которой сохранились лишь крохи поразительной нежности и наивности былой Анжелики.

Все то дикарство и непокорность, которые таились в необузданной девочке из Монтелу, вдруг всколыхнулись в ней, черным потоком вырвались наружу через открытую рану ее отчаяния и ужаса.

Она рукой оттолкнула от себя лежащую рядом с ней тщедушную женщину, которая вся горела и тихо бредила. Но вторая ее соседка – ее Анжелика тоже оттеснила к краю постели – запротестовала. У нее еще утром началось кровотечение. Анжелику мутило от тошнотворного запаха крови, которой был пропитан весь тюфяк.

Анжелика натянула на себя второе одеяло. Женщина снова что-то протестующе пробормотала.

«Все равно, обе они обречены, – думала Анжелика. – Так пусть хотя бы я и мой ребенок попытаемся согреться и выжить».

Еще не вполне придя в себя, лежа в зловещей темноте на своем убогом ложе, Анжелика широко открытыми глазами глядела сквозь рваный полог на желтый свет сальных свечей.

«Как все странно, – думала она. – Умер Жоффрей, а в ад попала Анжелика».

В этой преисподней, насыщенной густым, как туман, омерзительным запахом испражнений и крови, слышались плач, стоны, жалобы. Пронзительный крик новорожденных не прекращался ни на секунду. Казалось, будто поют какой-то бесконечный псалом – то громко, то потише, то вдруг с новой силой, уже в другом конце палаты.