Циклон «Блондинка»
Шрифт:
— Может, вспомните какие-нибудь детали? Какая монограмма у него на рубашке, какой размер обуви, сильный ли он физически?
— Мне редко попадались грабители, столь развитые физически, — живописал Эдди. — Могу вас заверить, силища у него, как у Геркулеса.
— Тогда мы наверняка найдем его след в картотеке международных преступников, — решил полицейский.
Эдди Рэнсинг не стал подвергать эту истину сомнению. Он поспешил к себе в комнату и целый день пролежал в постели, беспрерывно чихая и кашляя. Виктория, супруга бывшего садовника Кратохвила, под вечер принесла больному чашку настоя
Эдди не чуждался приключений, однако здесь на его долю выпало столько неприятных происшествий, что даже Арсен Люпен при аналогичных обстоятельствах возжелал бы праведной жизни. Рэнсинга не страшили повседневные трудности. Не прошло и двух лет с той поры, когда он исключительно по ночам и в непогоду взбирался по громоотводу, наведываясь к дочке смотрителя маяка в Дувре, так как в это время папаша был занят по службе. Смотритель Харрингтон держал дочь в строгости и отличался мощным телосложением, так что связываться с ним было опасно. Вот и пришлось Эдди обучиться у своей подружки азбуке морзе. В окошке жилой комнаты маяка по вечерам между восемью и девятью часами мелькали, чередуясь с определенной последовательностью, вспышки света. А на берегу Эдди, ставший благодаря своей учительнице заправским телеграфистом, расшифровывал световые сигналы: «Отец… несет… вахту… приходи… выпивка… кончается… жду… люблю…»
Как видим, нужда заставила нашего героя освоить профессию телеграфиста и верхолаза. Но там по крайней мере была романтика, риск. А тут? Грубая челядь тащит его за собой по лужам, швыряет в него половые щетки, запирает в чулан, бьет по физиономии.
Но ведь Будду надо раздобыть! Лежа в постели, он имел возможность как следует обдумать свое положение и разработал новый план. Да, пожалуй, подойдет!
Идея была поистине гениальной. После обеда Эдди отправился на прием к местному доктору, господину Рюдигеру.
— Счастлив с вами познакомиться! Что новенького? Как вам живется в замке?
— Совершенно не могу спать.
— Вполне вас понимаю. Надо бы перебить там всех кошек!
— Не в кошках дело. Я страдаю бессонницей.
— Гм… И в чем же это проявляется?
Рэнсинг, у которого по причине выпитого ядовитого зелья появились признаки разлития желчи, решил покориться судьбе и с вежливой улыбкой растолковал эскулапу, что для его бессонницы характерны два симптома: отсутствие сна и бодрствование.
— Что и говорить, симптомы тяжелые, — посочувствовал доктор. — По всей вероятности, у вас малокровие, а отсюда и мнительность, нервозность. Полагаю, и на память вы жалуетесь.
— Я попросил бы прописать мне какое-нибудь снотворное.
— Удачная мысль!
Доктор выписал рецепт, Рэнсинг расплатился и ушел.
В кондитерской Эдди накупил пирожных с кремом, зная, что прожорливая фрейлейн обожает сладости. После ужина, улучив момент, когда они остались вдвоем, молодой человек угостил Грету. Барышня, по своему обыкновению, отщипнула кусочек, заявив, что остальное отнесет кошкам.
Рэнсинг знал, что она слопает пирожные прямо на лестнице. И не ошибся. К крему он подмешал пятикратную дозу снотворного, прописанного ему доктором Рюдигером. Через час Грета храпела так мощно, что
Стояла темная, ненастная ночь.
Настал решающий миг. Все свои действия Эдди продумал наперед, чтобы обезопасить себя от дальнейших разочарований. Он предусмотрительно прихватил с собой свернутую трубкой бумагу, намазанную дегтем, чтобы с помощью бриллианта в кольце вырезать стекло в окне девичьей спальни, а затем приклеить к нему липкую бумагу. Тогда можно будет бесшумно вынуть стекло, а иначе пришлось бы его выдавливать, но уж тут звона и грохота не оберешься. И еще Рэнсинг запасся длинной, прочной веревкой.
Погода благоприятствовала его замыслам. С Альпийских гор дул фен, швыряя в лицо крупные капли дождя, густые тучи окутали округу траурной пеленой. Наш герой взобрался по винтовой лестнице в выступающую над фасадом декоративную башенку. Через легко открывающееся окошко-люк отсюда не составляло труда попасть на крышу.
У-у-у! — взвыл ветер.
Эдди хотелось ответить ветру охотничьим кличем, душа его, исполненная отваги, рвалась навстречу приключениям.
Э-ге-ге-ей!
С развевающимися на ветру волосами, со связкой веревки и рулоном бумаги в руках, он выглядел как безумный ковбой, мчащийся через прерии с лассо и свитком лирических стихов в руке.
У одного из коленьев водосточного желоба из-под жести торчал вбитый в балку толстый стальной крюк. Эдди внимательно изучил этот крюк. Под ним находилось круглое глухое окно, а еще ниже — балкон спальни фрейлейн Греты. Словом, все удобства для грабителя, которому предстоит иметь дело с жертвой, погруженной в наркотический сон!
Веревку он закрепил на крюке прочным морским узлом и спустил вниз. Раскачиваясь на ветру, она повисла гораздо ниже уровня балкона. Убедившись в этом, Эдди зажал под мышкой рулон клейкой бумаги и не спеша начал спуск.
Черт бы побрал этот деготь! Вначале длинная, черная бумага липла к рукам, а когда Эдди попытался ее отодрать, ветром весь лист прижало к лицу. Теперь он был похож на куклуксклановца в балахоне до пояса. Хорошо еще, что он успел добраться до глухого окна и на секунду смог присесть на краешек узкого, круглого выступа. Балкон Греты находился двумя этажами ниже. Рэнсинг выпустил из рук веревку и сорвал с лица липкую бумагу.
Неподалеку от него с шумом клонилась под ветром крона гигантской сосны.
Глухое окно, на котором пристроился Эдди, представляло собой правильный круг. В сущности, голая стена с углублением наподобие крышки котла. «К чему эти бесполезные детали?» — задумался на миг Эдди, а затем очень удивился.
Где же веревка?
Боже правый! Он выпустил веревку из рук, и та при очередном резком порыве ветра застряла в ветвях сосны. Да и застряла-то чуть-чуть и неуверенно колыхалась, повиснув на тонюсенькой веточке. Возможно, она сейчас соскользнет с ветки и вновь провиснет свободно. Однако веревка и не думала соскальзывать. Стоило Рэнсингу протянуть руку, и он достал бы веревку. Но как тут пошевелишься, примостясь на узеньком карнизе на высоте пятого этажа, когда единственное, за что можно ухватиться, — это липкая бумага? Согласитесь, положение отчаянное!