Циклоп
Шрифт:
— Где я? Кха-к…
Женщина закашлялась; с трудом прочистила горло.
— Как я здесь оказалась?
— Это я у вас хочу спросить, — Циклоп поднялся с пола, растирая ушибленное плечо. — Кто вы такая? Что вы делаете в моей башне?!
— Я…
— Вы воровка? Вас подослали?!
— Я не воровка! Меня зовут Эльза. Эльза Фриних. Я…
Женщина осеклась. Взгляд ее метался затравленным зверем, не зная, кого выбрать в собеседники. Она сгорала со стыда, чуя собственный запах. Разверзнись земля, поглоти несчастную — Эльза Фриних, последняя сивилла
— Это госпожа Эльза! Сивилла! Я рассказывал…
— Танни?!
— Ага! Это я, госпожа Эльза…
— Позвольте представиться: Симон Остихарос, маг из Равии. Сударыня, вы оказали нам честь, присоединившись к сугубо мужской компании. Надеюсь, вы… Ты здесь, нерадивый отрок?! Кто позволил тебе покинуть кухню? Бросить на произвол судьбы наш ужин? Ты заслуживаешь казни…
— Я… н-ну, я…
И раньше не слишком бойкий на язык, Натан с перепугу начал заикаться. Загородил дверной проем, уперся в пол ногами-колодами, словно желая пустить корни.
— Ты еще здесь?!
Парень шагнул в кабинет. Так восходят на эшафот; так бросаются с обрыва. Даже старец умолк, воззрившись на изменника.
— Виноват, — хриплым басом произнес Натан. Лицо его побагровело, на лбу выступили капли пота. Оба глаза, и зрячий, и слепой, блестели слюдяными окошками. — Казните, чего там. Я ее привел. Прятал наверху, в спальне. Она умом трёхнутая была… Простите, госпожа Эльза. Теперь-то вы оклемались, хвала Митре!
— В спальне? — заорал Циклоп. — В спальне Красотки?!
— Ага…
— Сукин ты сын! И ты молчал?
— Я хотел сказать. Только боялся. Боялся, вы не разрешите ей остаться. Она ведь дура дурой была… на пол гадила, кусалась…
Сивилла ахнула. Закрыла лицо руками.
— Это не вы были, госпожа. Это безумие ваше. Нечего стыдиться, любой бы на вашем месте… Я надеялся, вас для опытов возьмут. Меня же взяли? А я хуже вас, я в сто раз хуже…
— А если бы я отказал? — спросил Циклоп.
— Я бы убежал. С ней.
— А уговор?
— Я бы вас предал, господин Циклоп.
— Что мне теперь с тобой делать, изменник? Запечь в остром соусе?
Натан вжал голову в плечи.
— Человечину запекают в сливах, — ворчливо буркнул маг. — Перец делает ее жесткой. У нас есть сливы?
— Можете в сливах, — парень говорил медленно, натужно, будто воз тащил. — Можете с перцем. Я согласный. Ее оставьте, и жрите меня на здоровье…
— Тебя-то сожрем, — оборвал его Циклоп. — Небось, не подавимся. Ты мне другое скажи, хитрец Натан… Зачем мне воровка?
— Прекратите! Вы лжец!
Бешено сверкнув глазами, Эльза выпрямилась. Горящая от боли щека, короста на руках, постыдная вонь, исходящая от тела, провал в памяти, чужие люди вокруг — все утратило значение. Остались гнев и обида. Ее обвинили в воровстве!
— Я лжец? С помощью вашего сообщника вы проникли в башню. Ночью прятались в спальне покойной хозяйки башни. Лелея коварные замыслы…
— Как вам не стыдно оскорблять меня?
— …ворвались в кабинет, снесли меня с ног, украли диадему…
—
— Ту, что у вас на голове.
Продолжая жечь Циклопа взглядом — будь на ее месте Симон Пламенный, от сына Черной Вдовы осталась бы кучка пепла — сивилла подняла руки. Пальцы наткнулись на узорное плетение из металла.
— Святой Митра! Это ваше?
— Нет, это само выросло. Пока вы спали.
— Вы… вы подбросили мне…
— Воровка! Еще и юлит…
— Я никогда… в жизни… Подавитесь!
Сорвав диадему, сивилла швырнула ее в лицо Циклопу. Для женщины бросок оказался на удивление точен. Циклоп едва успел поймать драгоценность, спасая себя от увечий. Вслед снаряду ударил вой разъяренной кошки. Комок свирепости — клыки и когти — метнулся к Циклопу. Все человеческое слетело с Эльзы — осенней листвой под натиском бури, птичьей стаей от грохота трещоток. Дикая тварь метила в горло, но промахнулась. Циклоп упал, закрывая диадему собственным телом; сивилла навалилась сверху, выцарапывая заветную добычу. В следующий миг жестокий пинок Вульма сбросил Эльзу с сына Черной Вдовы. Откатившись в сторону, она ударилась плечом о край каминной решетки — и с ловкостью площадного акробата вскочила на ноги. В глотке женщины клокотало рычание. Куча одежек, громоздкий тулуп — Эльза словно родилась во всем этом. В Вульме ей виделся самый опасный враг, с которым надо разделаться в первую очередь.
В кресле аплодировал старый маг, радуясь, как ребенок.
Кулак Вульма впечатался в скулу Эльзы, вернув сивиллу на пол. Лязгнули зубы, женщина истошно завизжала. Вульм прыгнул следом, не давая сивилле опомниться, топча ее сапогами. Это напоминало танец. Тулуп и поддевки большей частью гасили удары, но визг не прекращался ни на миг. Упал столик, зазвенел поднос с ломтиками сыра; раскатились по углам серебряные кубки…
— Какой темперамент! — восхитился старец.
— Не надо! Не убивайте ее!
— Стоять!
Рык Циклопа превратил Натана в камень.
Груда тряпья копошилась у камина. Последний удар Вульма угодил сивилле в голову. Движения Эльзы сделались вялыми, бессмысленными. Сегентаррец упал рядом на колени, прижал сивиллу к полу, завернул ей руки за спину — до хруста. Эльза жалобно заскулила — и затихла, покорившись своей участи. Вульм принялся умело вязать ей запястья. Откуда он успел извлечь ремешок сыромятной кожи, осталось загадкой.
Циклоп задумчиво вертел в руках диадему.
— Что и требовалось доказать, — с удовлетворением сообщил он. — Два состояния. Зверь без янтаря, человек с янтарем. Ах, сивиллы, бедные мошки… Так влипнуть в Янтарный грот! Надо будет приручить зверную ипостась. Иначе она рано или поздно перегрызет нам глотки. Если по совести, человек мне нравится больше…
С нежностью, которую трудно было ждать от сына Черной Вдовы, он надел диадему на голову Эльзы. Скулеж возобновился, и сразу же сменился жалобными всхлипами. Избитая, связанная, лишенная надежды, сивилла плакала навзрыд — реквием всему, что составляло ее жизнь.