Цинковый Цианид II: Темные времена
Шрифт:
Другие стороны жизни… Кроме хорошей есть и плохая, это факт ведь. Вон, Серёга, одноклассник мой, сказали от алкоголя помер на днях. По разговорам, он и жену бил, и сына тоже. Ну это и немудрено догадаться когда видели её с фингалами под глазами часто… Кошмар тот ещё. Вот она, в общем-то, только мрачную сторону жизни и видела крайние несколько лет, наверное.
Если так рассуждать, то и серая сторона существует, получается. В ней-то я и погряз. Работа, одинокая квартира, дела-дела сторонние, ни друзей, ни подруг. Дома только компьютер, постель и еда. Серая часть, аморфная и совсем безжизненная в каком-то смысле. Как старая панелька среди ярких новостроек. Побывать в чем-то лучшем и светлом – это не может быть целью. Лишь грустная мечта. А вот побывать у её антагониста не хочется никак. В детстве ещё боялся алкашей со двора, которые постоянно
Красивая ночь. Печально только, что такая тоска в голову лезет. Хватит на сегодня, можно разворачиваться домой.
Павел и не заметил как во время своего монолога опустил глаза, смотря себе под ноги. Он снял капюшон, поднял взгляд и увидел метрах в двадцати перед собой крайнюю скамейку аллеи, одиноко освещаемую светом фонарного столба. Павел спокойно приближался к этому деревянному Титану Одиночества – «Вот её обогну и в обратную сторону пойду, к дому».
Блёстки-снежинки, зависшие в воздухе, к этому моменту уже исчезли. Температура как будто резко упала градусов на пять. Волшебство покидало Павла, Фонарку и эту беззвездную тихую ночь. Происходило это хоть и медленно, но довольно ощутимо, поэтому парень немного ускорил шаг. Подойдя к скамейке, Павел почему-то остановился и молча уставился на неё, а потом вскинул взгляд к небу:
– Холодает, но да ладно. Провожу эту ночь, посижу хоть минут пять ещё.
Он натянул рукав куртки до пальцев, смахнул снег со скамейки и осторожно сел на её край. Штаны на нём были демисезонные, не утеплённые для зимы, так что отморозить пятую точку можно легко, если усесться на холодную поверхность сразу всем тазом. Заболеть и из-за этого тратиться на лекарства парень не хотел, поэтому решил хоть и задержаться, но без фанатизма.
Теперь он просто одиноко сидел на холодной скамейке где заканчивается Фонарка и смотрел в небо, провожая блёстки в их незримый волшебный мир. Звёзд не было видно, ночные темные облака закрыли их своими массивными телами, Павел смотрел вверх как будто просто символически, ведь вместо неба над ним повисла черная тьма. Лишь фонарный столб, стоящий рядом, разливал свет над скамейкой и чуть дальше неё.
Павел опустил взгляд и смотрел перед собой. Он окинул взглядом стену леса, такую же чёрную как и небо, будто до этого её не было видно. Лес всегда неподвижно охранял Фонарку, очень тесно прилегая к её краям слева и справа. Начиналась же аллея с окраин города, пролегая между двух старых панельных домов, а заканчивалась небольшим озером, в котором летом купались и жарили на берегу шашлыки. Деревья в лесу были высокие и редкие, относительно чащи, которая была где-то в его глубине, спустя пару километров. Но в ночи, когда свет дарил только фонарный столб, холодный лес казался огромной единой стеной без входа и выхода.
Подул лёгкий, но очень холодный ветерок, который прогнал остатки блёсток, превратив эту ночь во что-то обычное. Волшебство ушло.
Павел поднялся со скамейки, всё также смотря на стену леса. Он огляделся вокруг. «Прощай, ночь волшебная» – подумал парень и уже начал поворачиваться в сторону дома, как вдруг заметил что-то у края дороги.
Каждое утро на аллее дворники убирали снег. Они двигались от правой лесной грани к левой, упёршись лопатами в дорогу. Снег собирался кучками на их широких скользящих лопатах. Дворники сдвигали весь снег к левой части аллеи, аккурат где заканчивалось мощенное покрытие. В течение дня убранный снег приобретал гладкую округлую форму, проседая под собственным весом, поэтому зимой по левой стороне Фонарки пролегал как бы низенький сугроб, растянувшийся от начала аллеи до её конца.
Павел увидел, что практически напротив последней скамейки, у которой он находился, этот гладкий длиннющий сугроб был разорван примерно на метр в длину. Парень подошёл чуть ближе. Выглядела эта «брешь» так, будто кто-то ушёл в лес, предварительно раскидав ногой, мешающийся для прохода в чащу, собранный снег. Павел сделал ещё шаг вперёд и достал из кармана телефон, чтобы включить фонарик, ведь желтоватый свет от столба не дотягивался до лесной грани. Телефонный свет
Следы.
Как будто с момента их появления прошло не так много времени, ведь они не были присыпаны новым выпавшим снегом. Их контур отчётливо прорисовывался, можно было даже определить примерный размер ноги владельца, где-то 38 на вид. По спине Павла пробежал неприятный холодок. Кому понадобилось идти в лес ночной зимой? Причём явно незадолго до появления Павла на Фонарке. Почему кто-то решил войти в лес не у края городка, а именно через концовку аллеи? Как будто бы стараясь сразу пройти как можно глубже в чащу. Мысли начали атаковать Павла: «Наверное, наркоман какой-то поплёлся, чтобы что-то употребить или найти. И решил в зимний лес, чтобы никто не нашёл его в ближайшее время», «Какой-нибудь бомж смастерил себе схрон, потому что из подъезда выгнали. Бухает там себе спокойно. Приходит в городок мелочи настрелять, да обогреться, а потом обратно» и всё в этом роде. Притянутые, но более-менее рациональные объяснения, которые первыми пришли на ум Павлу. Только вот все они разбивались об одно наблюдение парня – никогда раньше ничего подобного им не было замечено. То есть, точно, никто регулярно даже не прогуливался просто по Фонарке после прихода сумерек. А чтобы пойти прямо в темный и холодный лес…
Павел нашёл и много случайных, более глупых объяснений, но в голове все они звучали как какое-то нелепое оправдание без видимой основы.
– Нет уж, даже думать не хочу об этом. Ну пошел кто-то и что дальше? Я патрульный какой-то? Нет. Пошёл, значит причины были и не моего это ума дело. Как будто я один имею право находиться здесь в любое время суток. Всё, домой, плевать. – Пробубнил Павел себе под нос, повернулся налево и пошёл к началу Фонарки.
Но как только он сделал первые несколько шагов, его пронзила мысль: «Другие стороны жизни». Моментально эти три слова разрослись: «А если кто-то в беде? С виду размер ноги не такой большой. Может, ребёнок рассорился с родителями и, в пылу обиды, не придумав ничего путного, решил убежать туда где его не найдут? А сейчас там бродит один, в темноте, на холоде и жалеет о содеянном… Или кто-то решил сотворить с собой что-то нехорошее по похожей причине». Тут в голове Павла возникли образы: вот он находит потерявшегося и, превозмогая холод, приносит в больницу, вот родители или близкие люди потерпевшего горячо благодарят Павла за помощь, вот они называют его спасителем и… Героем. Как будто сегодняшние его размышления услышало что-то свыше и подкинуло ему шанс. Шанс сделать выбор – идти или нет.
Павел вернулся к следам. Как только доводы о потерявшемся человеке начинали казаться ему такими же глупыми, как и прошлые, он представлял себе образ кого-то хрупкого и беззащитного, кого-то кто заблудился и пытался обратно идти по своим же следам, но, петляя, окончательно потерял обратный путь. Теперь где-то там плачет и молится, чтобы его скорее нашли.
– А как же мне самому тогда не заблудиться по чужому следу и выйти обратно? А хотя… Блин, это дело десятое уже, что-нибудь да придумаю. – Павел снова достал телефон и включил фонарик, предварительно посмотрев заряд батареи. Меньше половины заряда, а фонарик и холод ещё быстрее высаживают аккумулятор. В любом случае, утра ждать нельзя, человек замёрзнет и умрёт. Можно позвонить в службу спасения, но как бы не было слишком поздно когда они приедут.
Павел навёл свет фонарика на следы и осторожно, будто бы земля вот-вот исчезнет из-под ног, прошёл сквозь разбросанную часть сугроба. Ещё раз остановившись, парень окинул взглядом чёрную стену леса, будто бы прося у неё разрешение войти в недра чащи. Снова опустив глаза, он нахмурился и медленно пошёл вперёд по следу.
Сперва он шёл практически не поворачивая, следы вели ровно параллельно городку. Шёл парень неспеша, специально глубоко, почти проваливаясь в сугробы по щиколотку, чтобы его следы не засыпало слишком быстро, если вдруг пойдёт снег. Затем след начал отклоняться от городка, огибая замёрзшее озеро и уводя Павла в совсем беспросветный мрак. Что было заметно сразу спустя минут десять ходьбы – это тишина. На Фонарке-то всегда тоже было тихо, но здесь по-другому. Как будто молчал весь мир, деревья застыли, снег не хрустел под ногами, абсолютная тишина и некий тревожный покой.