Цири (сборник)
Шрифт:
Истерики и слезы даже у женщин, виковарских дворянок, считались неприятной бестактностью и бесчестьем. Но у Дыффинов именно такова была традиция, и никто ее не отменял. И отменять не собирался.
Десятилетний Кагыр, младший брат павшего в Назаире и лежащего сейчас в дворцовом арсенале Аиллиля, мужчиной считаться еще не мог. Его не допустили в собравшееся у открытого гроба мужское общество, не позволили сидеть и молчать вместе с дедушкой Груффыдом, отцом Кеаллахом, братом Дераном, а также кучей дядьев, родных и двоюродных братьев. Рыдать же и терять сознание рядом с бабушкой, матерью, тремя сестрами и уймой тетушек и кузин ему, естественно,
– Кагыр! Иди сюда, сынок!
На галерее стояла Маур, мать Кагыра, и ее сестра, тетя Кинеад вар Анагыд. Лицо матери было красным и настолько опухшим от слез, что Кагыр прямо-таки испугался. Его потрясло, что даже столь красивую женщину, как его мать, плач мог превратить в такое чудовище. И он крепко-накрепко решил не плакать никогда-никогда.
– Помни, сынок, – зарыдала Маур, прижимая мальчугана к подолу так, что у него перехватило дыхание. – Запомни этот день. Помни, кто лишил жизни твоего брата Аиллиля. Ты должен ненавидеть их всегда. Это сделали проклятые нордлинги. Твои враги, сыночек. Ты должен ненавидеть их всегда, ненавидеть эту проклятую преступную нацию!
– Я буду их ненавидеть, мама, – пообещал Кагыр, немного удивленный. Во-первых, его брат Аиллиль пал в честном бою, достойной и завидной смертью бойца, так над чем же слезы лить? Во-вторых, не было секретом, что бабушка Эвива, мать Маур, была родом из нордлингов. Папе во гневе не раз случалось назвать бабушку «северной волчицей». Конечно, когда она не слышала.
Но коли теперь мать велит…
– Я буду их ненавидеть, – горячо поклялся он. – Я их уже ненавижу! А когда вырасту большой и у меня будет настоящий меч, то пойду на войну и головы им поотрубаю! Вот увидишь, мама!
Мама набрала воздуха в легкие и принялась рыдать с новой силой. Тетя Кинеад поддержала.
Кагыр сжал кулаки и дрожал от ненависти. От ненависти к тем, кто обидел его маму, заставив ее стать такой некрасивой.
Удар Бонарта рассек ему висок, щеку, губу. Кагыр выпустил меч и покачнулся, а охотник с полуоборота рубанул его между шеей и ключицей. Кагыр рухнул под ноги мраморной богине, и кровь, словно языческая жертва, омыла цоколь статуи.
Загрохотало, пол задрожал под ногами, со стенного паноплия со звоном свалился щит. По коридору ползли клубы ядовитого дыма. Цири отерла лицо. Светловолосая девушка тянула ее не хуже мельничного жернова.
– Быстрее… Бежим быстрее…
– Я не могу быстрее, – проговорила девушка и вдруг тяжело повалилась на пол. Цири с ужасом увидела, как из-под ее набухшей штанины начинает сочиться кровь и расти красная лужа.
Девушка была бледна как труп.
Цири упала на колени рядом с ней, стянула с нее шаль, потом поясок, попыталась сделать перетягивающую повязку. Но рана была слишком велика. И слишком близко располагалась к паху. Кровь лилась не переставая.
Девушка схватила ее за руку. Пальцы были холодны как лед.
– Цири…
– Да?
– Я – Ангулема. Я не верила… Не верила, что мы тебя отыщем. Но я пошла за Геральтом… Потому что за ним нельзя не идти. Ты знаешь?
– Знаю.
– Мы отыскали тебя. И спасли. А Фрингилья насмехалась над нами… Скажи мне…
– Помолчи, пожалуйста.
– Скажи… – Губы Ангулемы шевелились все медленнее. – Скажи, ведь ты – королева… В Цинтре… Мы будем у тебя в милости, правда? Ты сделаешь меня… графиней? Скажи, но не лги… Сделаешь? Ну, скажи!
– Помолчи. Береги силы.
Ангулема вздохнула, неожиданно наклонилась вперед и оперлась лбом о плечо Цири.
– Я знала… – сказала она совершенно отчетливо. – Знала, курва, что бордель в Туссенте был самой моей лучшей придумкой, чтобы выжить…
Прошла долгая, очень долгая минута, прежде чем Цири поняла, что держит в объятиях мертвую девушку.
Она увидела его, увидела, как он приближается, сопровождаемый мертвыми взглядами поддерживающих арки алебастровых канефор. И неожиданно поняла, что бегство невозможно, что от него нельзя убежать. Что ей предстоит сразиться с ним. Она знала об этом.
Но страх перед ним все еще был слишком велик.
Она выхватила оружие. Клинок Ласточки тихо запел. Она знала это пение.
Она пятилась по широкому коридору, а он наступал на нее, держа меч обеими руками. Кровь стекала по лезвию, тяжелыми градинами падала с эфеса.
– Труп, – бросил он, переступая через тело Ангулемы. – Вот и хорошо. Тот мальчишка тоже готов.
Цири почувствовала, как ее охватывает отчаяние. Почувствовала, как пальцы до боли стискивают рукоять Ласточки.
Она пятилась.
– Ты обманула меня, – цедил Бонарт, следуя за ней. – У парня не было медальона. Но внутренний голос говорит мне, что отыщется в замке и тот, у кого такой медальон есть. Отыщется где-то рядом с ведьмой Йеннифэр. Старый Лео Бонарт даст голову на отсечение – отыщется. Но первое дело – главное! – ты, змея! Прежде всего – ты. Ты и я. И наше обручение.
Цири решилась. Выкрутила Ласточкой короткую дугу, встала в позицию. Пошла полукругом, все быстрее, принуждая охотника вертеться на месте.
– Последний раз, – процедил он, – тебе не очень-то помог такой фортель. В чем дело? Ты не умеешь учиться на ошибках?
Цири увеличила темп, плавными, мягкими движениями клинка обманывала противника и вводила в заблуждение, манила и гипнотизировала.
Бонарт проделал мечом шипящую мельницу.
– Это на меня не действует, – буркнул он. – И мне от этого становится скучно.
Он двумя быстрыми шагами сократил дистанцию.
– Жарь, музыка!
Он прыгнул, резко ткнул. Цири вывернулась в пируэте, подскочила, мягко опустилась на левую ногу, ударила сразу, не занимая позиции, и еще прежде, чем клинок столкнулся с защитой Бонарта, она уже кружилась, гладко подныривая под свистящие удары. Рубанула еще раз, не замахиваясь, из неестественного, застающего врасплох сгиба локтя. Бонарт парировал, инерцию парирования он использовал для того, чтобы тут же рубануть слева. Она ожидала этого, ей достаточно оказалось лишь слегка подогнуть колени и качнуться корпусом, чтобы мгновенно выскользнуть из-под острия. Она ответила тут же коротким ударом. Но теперь уже он ждал ее и обманул финтом. Не встретив ответа, она чуть было не потеряла равновесие, спаслась мгновенным отскоком, но все равно меч задел ей плечо. Сначала она подумала, что острие перерубило только подватованный рукав, но через мгновение почувствовала под мышкой и на руке тепло.