Цирк Обскурум

Найт К. А.

Даймонд, Клаб, Спейд и Харт окружают человека, стоящего на четвереньках на полу. Он тяжело дышит от боли, его рука сжимает живот. Он выглядит вполне нормально, средних лет и респектабельно, за исключением того, что… Этот подвал явно изолирован снаружи. Бетонные стены гладкие и толстые, и здесь нет окон, пропускающих свет. Здесь, внизу, пусто, только тонкий двойной матрас, прислоненный к стене, покрытый грязными одеялами. На противоположной стене висят фотографии, на каждой из которых изображен другой человек, женщина, в ужасных позах и обстановке.

Вот

тогда-то я и вижу ее.

Женщина не старше двадцати съежилась в углу, ее глаза налиты кровью, а лицо перепачкано. Она слишком худая, что указывает на то, что она голодала. На ее лодыжке оковы, которые прикреплены к стене, чтобы она никуда не могла уйти. Ее кожа натерта до крови там, где к ней прикасается металл, как будто она много раз безуспешно пыталась освободиться. Она наблюдает, как парни окружают мужчину на полу, но не двигается, слишком уставшая, чтобы делать что-либо, кроме как смотреть.

В ее глазах ничего нет. Только пустота, как будто она сдалась, но, присмотревшись внимательнее, я вижу внутри единственную искру. Нет, не сдалась, пока нет, но она так же близка к этому, как и я.

Кажется, никто не заметил моего прихода, несмотря на то, что я знала, что, должно быть, подняла шум.

— Сколько жертв на этой стене? — Даймонд спрашивает человека на полу. — Скольким ты причинил боль?

Мужчина смеется, несмотря на то, что находится во власти этих людей. Он поднимается на колени и смотрит Даймонду прямо в маску.

— Сорок три, — говорит он с гордостью. — Сорок четыре, если считать вон ту.

Даймонд кивает Харту.

— Ты слышал его. Сорок четыре пореза. По одному на каждую жертву.

Я не в силах отвести взгляд, мои глаза прикованы к Харту, когда он делает шаг вперед и начинает резать маленьким скальпелем, а не большим охотничьим ножом, который был у него во время моего вызова. Сколько у него при себе ножей? Сколько инструментов он использует?

— Раз, два, три, четыре, тебе следовало запереть заднюю дверь. — Харт хихикает, когда он считает. — Пять, шесть, семь, восемь, получи порез за каждую жертву.

Мужчина кряхтит, но не кричит, стискивая зубы от мелких порезов на спине, плечах, руках и животе.

— Сорок один, сорок два, сорок три, сорок четыре, твоя кровь покрывает бетонный пол, — заканчивает Харт и с усмешкой отступает.

Мужчина хмуро смотрит на них, из всех его порезов течет кровь, но его глаза по-прежнему ясны и жестоки. У него встает в штанах, как будто это именно то, чего он хочет.

— Это все, что у тебя есть? — спрашивает он, не сводя глаз с Даймонда.

Я не вижу улыбки Даймонда за его маской, но чувствую, как аура в комнате темнеет. Клаб выпрямляется и смотрит на женщину, прикованную к стене, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Она все еще наблюдает, с ее стороны не доносится ни протестов, ни криков о помощи. Единственное изменение, которое я вижу, — это легкая улыбка, изгибающая уголки ее губ, когда она сидит, положив подбородок на колени,

как будто смотрит фильм.

Спейд выхватывает нож.

— Я предлагаю отобрать у него оружие.

Даймонд смотрит на Спейда и кивает.

— Я согласен.

Уверенность мужчины исчезает, когда Харт снова делает шаг вперед и начинает расстегивать брюки. Когда он пытается отбиться от него, Клаб выходит вперед, чтобы помочь, держа его руки сложенными за спиной, в то время как Харт стягивает штаны до колен, оставляя его морщинистый член возвышаться перед нами. Спейд не теряет времени, поскольку мужчина начинает кричать, теперь по-настоящему сопротивляясь. Без хвастовства или поддразнивания Спейд опускает свой нож на член, отрезая его.

Запах крови заставляет меня поднести руку ко рту. Что-то во мне вызывает отвращение к этой сцене. Это отвратительно и ужасно, но я не могу отвести взгляд. Другая часть меня, какая-то более глубокая, темная часть, которую мне еще предстоит исследовать, наслаждается видом мужчины, кричащего от боли, его члена, брошенного в угол, как грязное белье. Спейд вытирает руки о чистую рубашку мужчины, оставляя после себя красное пятно.

Клаб отпускает мужчину, который, рыдая, падает на землю.

Даймонд поворачивается к женщине в углу.

— Ты бы хотела, чтобы он умер или жил?

Я впервые замечаю, что у нее под бедром карта джокера. Она чистая, в отличие от моей, но красную фольгу перепутать невозможно. Как ей удавалось прятать её, я не знаю, но ее пальцы касаются лица джокера, а ярко-голубые глаза сосредоточены на Даймонде.

— Умер, — прохрипела она хриплым голосом. Синяки у нее на шее говорят мне, что ее неоднократно душили. Возможно, у нее повреждены голосовые связки, но она произносит это слово достаточно громко, чтобы они услышали.

Даймонд кивает.

— Хороший выбор. Серийные насильники не заслуживают второго шанса, даже если у них нет члена.

Мои глаза расширяются, когда Даймонд делает шаг вперед и обнажает меч, которого я никогда у него не замечала. Он достает его из ножен у него за спиной, под одеждой, и звук, который он издает, выскальзывая, кажется громким в бетонном помещении.

— Пусть тебя мучают те же кошмары, которые ты вызвал, — рычит Клаб, когда Даймонд взмахивает лезвием, перерезая ему шею.

Я ахаю и приваливаюсь спиной к стене, когда его голова с глухим стуком ударяется о землю, и кровь брызжет из артерий. Его глаза широко открыты от шока, а рот слегка открывается и закрывается от затяжного нервного движения.

При моем звуке все оборачиваются ко мне, наконец замечая, что я стою здесь, но я не могу перестать смотреть на шевелящийся рот — на весь ужас и гротеск этого.

Мне нужно выбираться отсюда. Я не могу это переварить.

Поворачиваясь с намерением подняться по лестнице, я чувствую, как чья-то рука сжимает мою здоровую лодыжку, и смотрю через плечо вниз, чтобы обнаружить маску Харта, смотрящую на меня снизу вверх.