Цирк Шахматного Кошмара На Винтерфельдтштрассе
Шрифт:
Я с любопытством взглянула на девочку - примерно мою сверстницу.
Она несла огромного легкого, наверно, из поролона шахматного коня.
Морда черного коня перекошена в злобной улыбке.
С нарисованных фиолетовых выпуклых губ стекает красная краска.
Жуть? И в чем цирк?
Я прошла по коридору, вышла в полутемное помещение, наполненное таинственными звуками.
Трещало, падало, звенело, бренчало, ругалось - словно невидимые гномы переезжали из своего Царства в
– Иржи - там!
– из пыли мне пояснили и чихнули столь оглушительно и заразно, что я вылетела стрелой из шума и гама.
Где там?
В отдельном помещении за столом, заваленном бумагами и селедочными огрызками?
Судя по тому, что Иржи Млинарж руководил частью цирка, он - по мнению девочки - заседает в кабинете.
Я наугад открыла дверь и вошла в просторную комнату, соединённую с другим помещением, возможно - склепом.
Шутки у меня кладбищенские, потому что черный юмор - проще, и в нем много возможностей для иронии.
Во второй комнате беседовали, причем - громкий голос указывал, поучал и приказывал, а приглушенный - значит, холопчик - покорно соглашался.
– Ты есть неправильно рубить голова.
Голова нужно рубить с размах!
ЦАХ-ЦАХ - и голова слетать.
Ты, когда есть бить шея топором, то голова жертва виснет на ниточке, а не катиться.
Зритель не любит, когда голова зависает. Зритель хохотать, когда голова катиться!
– приговор палача.
Черный ужас в голове заморозил моё сознание.
Начальник учит подчиненного рубить головы на потеху зрителям.
Я попала в клуб убийц?
Кто следующая жертва - я?
Или я - бухгалтер, который подсчитывает количество отрубленных голов.
Спасибо, тренер Андрей Иванович - за хорошее место на летние каникулы.
– У меня есть мало сил! Нема силу!
– голос раба оправдывался, всхлипывал, дрожал ногами цапли в ледяном болоте.
– Рублю головы, как могу.
– В комнате раздался звон пощечины - приятный звон для девичьего сердца, если, конечно, не мне пощечина.
Парни сражаются из-за девушек, даже, если нас рядом нет.
Я на цыпочках уходила от страшной комнаты с убийцами.
Лоб мой превратился в ледяной каток.
Уши покрылись Белорусским инеем.
Из Белорусской старой песни слова - "Синий, синий иней" - резали уши.
Около выхода я остановилась обледенелая.
Таинственнее притягивает сильнее золота.
Золото - не магнит, но примагничивается, а тайны - тайны будоражат кровь, превращают её в жидкое золото.
За второй дверью ругается величайшая тайна убийц.
Они, конечно, не заметят, если я в чуть-чуть приоткрытую дверь сниму урок на камеру телефона.
Потрясающие снимки - ни у кого ничего
Одноклассники обзавидуются!
Одна часть меня (Разум) требовала, чтобы я покинула комнату с максимально возможной для фотомодели скоростью.
Другая часть девичьего организма (Любопытство) не слушала первую, включала камеру на мобильнике.
Любопытства в девочке намного больше, чем разума, поэтому - победа всегда известно на чьей стороне.
Я нажала на кнопку запуска и одним глазком, на микрон - полюбопытствовала.
Лучше бы я сходила на фильм ужасов, а потом просидела ночью час на кладбище с вампирами и призраками.
Кошмар заковал меня в цепи.
В районе желудка пролетела раскаленная комета.
В ушах звенело, словно меня превратили в колокол и стучали по мне кувалдой.
В маленькой комнатке стоит стул - самый страшный стул из жутких историй о поедателях человечины.
Около стула на коленях - пленник, связанный по рукам и ногам, как сноп сена (хотя у сена нет рук и ног).
Голова пленника лежит на сиденье стула, а руки безвольно - еще бы - повисли.
Мальчик лет двенадцати с топором в тонких белых руках с веснушками (на веснушки я почему-то обратила особое внимание; золотые точки на руках страшно смотрелись на фоне окровавленного лезвия топора) внимательно слушал своего учителя.
Наставник - мускулистый парень, лет пятнадцати-шестнадцати размахнулся огромным, кошмарно ржавым топором и с выдохом:
– Подивися, як засекну главу (я машинально перевела - Удивись, как отсеку голову), - опустил лезвие на шею жертвы.
Раздались отвратительный хруст и треск - перебиты шейные позвонки.
Голова подпрыгнула волейбольным мячом и с жутким стуком покатилась в угол комнаты.
– Смеяться, смейся! Это нужно смеяться!
– наставник размахивал топором и хохотал натужно, с подвываниями и подхрюкиваниями.
Ученик палача подхалимски тоненько хихикал, будто котик над мышонком.
Я поплыла в черном тумане.
Телефон выпал из рук.
Раздался адский грохот, будто не мобильник упал, а - рухнула телефонная будка с человеком.
Медленно, очень спокойно я вечность поднимала телефон, преодолевала сопротивление воздуха, который превратился в подсолнечное масло.
В замедленном кино видела кривые улыбки на лицах палачей.
Парни двинулись ко мне. Ах, если бы не телефон и не шпильки на каблуках.
Я схватила айфон и - насколько позволяли правила бега подиумной модели - рванулась к двери.
– Стоять! Не думать смерть!
Это есть шутка с чучел!
Оно - манекен! Не живой!
Возвращаться, ты - Мэри Васнецов?