Цирк
Шрифт:
— Это конец, не так ли? — испуганно спросила она.
— Прожекторы выключили.
— Это моя вина, это моя вина... — голос Марии был хриплым.
— Не глупи, — обнял ее Бруно. — Этого нельзя было предусмотреть.
— Можно, можно! Я не принимала его всерьез. Я открыто смеялась над ним, и даже его не до конца выслушивала. Я должна была понять это два дня назад, — на ее глазах появились слезы. — Надо было рассказать об этом тебе или доктору Харперу. Генри был таким хорошим.
Бруно услышал слово «был» и понял, что она наконец, согласилась с тем, с чем он смирился час назад.
— Хорошо бы тебе
— Да, да, конечно, но... я не могу смотреть людей. Не могли бы мы сделать это вместе... если бы он пришел сюда... если бы ты его привел...
— Небезопасно для твоей жизни, Мария. Одну тебя я тут не оставлю.
Даже в темноте он увидел, как она уставилась на него.
— Ты думаешь, что кто-то...
— Я не знаю, что думать, потому что не знаю, как погиб Генри. В одном я уверен: это не было случайностью, он погиб потому, что сделал ошибку, узнав слишком много. У меня есть пара вопросов. Очевидно, он покинул салон сразу же после нас. Он вышел в другую дверь, но думаю, что он сделал это, чтобы избегнуть очевидных подозрений. Я уверен, что он следил за нами.
Генри мог иметь смутное подозрение о том, что мы соучастники, а он был прямым и честным парнем. Полагаю, что он играл роль невидимой охраны и обнаружил, что кто-то следит за нами. У него был романтический характер и такого рода открытие подстегнуло его. Могу предположить, что он действительно обнаружил этого типа и заметил его в крайне компрометирующей ситуации. Компрометирующей для злодея, я имею в виду. Но это не меняет того факта, что начальным объектом внимания была ты. Не думаю, что ты смогла бы долго продержаться на воде, если тебе в свою очередь размозжат затылок. — Он вытащил платок и вытер слезы с ее плачущего лица. — Ты пойдешь со мной.
Проходя по палубе, они встретились и поздоровались с Росбаком. Бруно подал ему незаметный знак следовать за ними. Тот последовал за ними в десяти шагах.
Ринфилда они нашли в радиорубке. Он составлял телеграммы родным и близким Генри. Когда первоначальный шок прошел, он успокоился и сосредоточился. Своим видом он больше успокоил Марию, чем она его. Они оставили его в рубке и нашли ожидающего Росбака.
— Где Дах? — буркнул Бруно.
— В баре. Сидит в уголке и утоляет семилетний пивной голод.
— Проводи, пожалуйста, девушку в каюту.
— Зачем? — Мария не была раздражена, а была лишь в замешательстве. Разве я не в состоянии...
— Мятежников на рею, — продекламировал Росбак, мягко сжимая ее руку.
— И запри дверь. Сколько времени тебе нужно, чтобы лучшим образом успокоиться и лечь в постель? — спросил Бруно.
— Десять минут.
— Я буду у тебя через пятнадцать минут.
Услышав голос Бруно, Мария отворила дверь. Он переступил порог каюты, следом за ним показался Кан Дах с двумя одеялами под мышкой. Он дружелюбно улыбнулся девушке, втиснул свое массивное тело в кресло и аккуратно прикрыл колени одеялами.
— Кан Дах считает, что в его каюте слишком укачивает. Он думает, что здесь он сможет отдохнуть.
Мария взглянула на них сперва с протестом, затем с замешательством, потом беспомощно покачала головой, улыбнулась и ничего не сказала. Бруно пожелал им спокойной ночи и вышел из каюты.
Дах дотянулся до
— Спи спокойно, малышка, Кан Дах рядом.
— Вы не сможете уснуть в этом ужасном кресле.
— И не надо.
— Вы не заперли дверь.
— Неужели не запер? — беспечно сказал он.
Она быстро уснула и никто, что было очень хорошо для состояния его здоровья, в эту ночь к ней не заходил.
Глава 6
Причаливание, разгрузка и высадка на берег в Генуе прошли гладко и необычайно быстро. К Ринфилду вернулись его обычное спокойствие, деловитость и способность все подмечать и наблюдая, как он занимается своим делом, нельзя было предположить, что всего лишь одна ночь прошла со смерти его любимого племянника, заменявшего ему сына. Но Ринфилд прежде всего был артистом: банально выражаясь, представление на носу, а если он здесь, оно состоится.
Цирковой поезд с помощью специального тепловоза был составлен и переведен на маневровые пути в миле от причала, где уже дождались несколько пустых вагонов и пища для животных и людей.
К исходу дня все приготовления были завершены, тепловозы отцепили и их место занял огромный итальянский локомотив, который должен был их доставить через обширное горное пространство, лежащее на их пути. Когда начало смеркаться, поезд потихоньку тронулся и отправился в Милан.
Бросок через Европу по территории десяти государств — трех в Западной Европе и семи в Восточной — было нечто большим, чем просто огромный успех.
Это был триумф. Слава цирка неслась впереди него, всеобщий энтузиазм и дифирамбы становились весьма смущающими, пока не достигли той фазы, когда в залах негде было яблоку упасть, а многие из были громадными, превышающими по вместимости любые в США. В загрязненных кварталах городов их приветствовали толпы побольше тех, что окружают моднейшие музыкальные ансамбли или лидеров легендарных футбольных команд.
Теско Ринфилд с удовольствием работал локтями, прокладывая себе дорогу через эти толпы. Это была его стихия. Он знал Европу, в особенности Западную, где доводилось участвовать в гастролях или просто путешествовать на поезде. Он знал, что зрители здесь более разборчивы и взыскательны, чем в Америке или Канаде, и он наполнялся гордостью и радостью, что его цирк самый великий во все времена. Это было дополнительным бальзамом на его сердце артиста. Он не пренебрегал и деловой стороной поездки: руководя крупным цирком нельзя быть только великим артистом, не являясь при этом крупным бизнесменом. Подсчеты показывали, что прибыль была баснословной.
И наконец, как счастливы были те из его артистов — а их было больше половины — которые были родом из Европы. Для них, особенно для негров, болгар и румын, чья цирковая школа была лучшей в Европе, а может быть и в мире, это было долгожданным возвращением домой. Перед лицом своих земляков они превосходили самих себя, демонстрируя такие великолепные трюки, на которые раньше и не замахивались. Ринфилд никогда не видел этих людей такими счастливыми и довольными.
Они проехали Италию, Югославию, Болгарию, Румынию и Венгрию и через Железный Занавес вернулись в Австрию.