Цитадель огня. Мрак остается (сборник)
Шрифт:
83
Тревис толкал поврежденные сторожевые врата. Ржавые петли скрипнули, и врата наклонились внутрь, сбрасывая тонкие куски белой краски, подобно хлопьям мертвой кожи. Он пошел по заросшей тропинке. Плакучие ивы вздыхали, и дом казался раскаленным в пурпурном воздухе и сумерках Иллинойса, как будто был сделан из костей. Зачем он пришел сюда? Тревис не возвращался в это место с того знойного дня, когда ему исполнилось двадцать, когда он покинул ферму, где вырос, устремил свой взор на запад и никогда
Но это неправда, Тревис. Ты оглядывался. Каждый день ты оглядывался.
И теперь он снова здесь. Но как? Он был в…
Очень трудно вспоминать, где он был. Мутное пятно, словно все, что случилось с Тревисом с тех пор, как он покинул это место, ничего не значило по сравнению с тем, что случилось с этими выгоревшими деревянными стенами. Была тень, вот все, что он помнил. Но, возможно, это не имело сейчас значения. Возможно, единственное, что имело значение, — это то, что он вернулся.
Тревис прошел сад, сад матери. В его памяти он был, такой же аккуратный, как ее кухня: все на своем месте. А сейчас стал переплетением жимолости, ломоносов и диких цинний. Одинокие светлячки мерцали между листвой. Они казались тусклыми и угасающими, их время было сочтено.
И твое тоже, Тревис. Зачем еще ты вернулся сюда, если это не конец?
Он дошел до ступенек крыльца, начал подниматься по гнилым деревяшкам, и его взяло сомнение. Он не мог еще раз войти туда. Тревис повернулся и стал обходить дом вокруг к заднему Двору.
Здесь все было еще более диким: переплетение чертополоха, златоцвета и молочая. Белый пух одуванчиков летал в удушливом воздухе, однако не мог найти места, где можно было бы лечь на землю и пустить корни. Тревис понимал это беспорядочное движение. Разве не так же он метался туда-сюда с тех пор, как покинул этот дом? Искал место, которое могло быть его домом?
— Думаю, ты так и не нашел его, — пробормотал он. — Иначе зачем ты вернулся сюда?
Дом сзади выглядел еще хуже. Ставни упали с окошек, водосточные желоба сползли, а некоторые доски отошли от стен. Почему?
Потому что они мертвы, Тревис. Помни. Они мертвы, и ты даже не вернулся на их похороны.
Он узнал об их смерти из письма, написанного пастором; оно как-то нашло его. Тревис помнил немного из того, о чем говорилось в письме. Там было что-то о раке, и что он уже прогрессировал к тому времени, когда его обнаружили, и как его отец последовал в мир иной менее чем за два месяца после смерти матери. Но он четко помнил последнюю строку.
Господи, благослови их обоих, ибо они наконец соединились со своей любимой Элис.
Тревис вздрогнул.
Деревья шептали ее имя, сорняки эхом повторяли его, светлячки слабо мерцали в траве. Вот почему он вернулся сюда. Не ради них, а ради Элис.
Низкий могильный холмик, обвитый горошком. Ее похоронили прямо здесь, на заднем
Убийство — тяжелый грех.
Это был голос его отца, хриплый и дрожащий. Тревис приник к верхним ступенькам, слушая.
Несчастный случай, мистер Уайлдер…
Это голос пастора, сухой, но добрый.
Да, несчастный случай.
Его мать, ее слова, поблекшие, как полосатые занавески, висящие на окне в кухне.
Несчастный случай не может быть грехом.
И снова низкий голос отца.
Он ревновал ее. Он всегда был идиотом. А она была такой совершенной, такой прекрасной.
Теплый зефир пришел вместе с ночью, открывая безмолвные звезды в небе и унося прочь эти слова.
Это был несчастный случай. Он любил Элис больше всего на свете — ее низкий голос, веселые голубые глаза.
Он бы сделал все для нее. Но она была больна, и родители поручили ему ухаживать за ней. Пузырьки с лекарствами сверкали. Он смешал их и дал ей слишком много пилюль.
Слишком много.
Желтый свет коснулся щеки Тревиса. Он поднял голову. Ферма была темной и молчаливой — кроме одного окна на верхнем этаже. Кто-то включил там свет, в ее прежней комнате.
Прежде чем Тревис подумал об этом, он толкнул дверь кухни. Не заперто. Он открыл дверь и вошел в дом.
Темный, душный воздух окутал его. Сколько лет прошло с тех пор, как он жил здесь? Тревис не знал. Наверное, очень много. Было трудно что-либо рассмотреть, только слабая полоска звездного света пробивалась сквозь занавески. Затем он пошел дальше и увидел тусклый свет, падающий на ступеньки. Тревис на ощупь подошел к лестнице, затем поднялся в коридор на втором этаже. Все двери были закрыты, кроме одной. Там сиял золотой свет. Свет этот потянул Тревиса вперед по пыльному лоскутному ковру мимо плесневелых обоев. Он не решался войти, думая, что ждет его за дверью, затем шагнул. Понадобилось мгновение, чтобы полностью запечатлеть эту картину, затем Тревис рассмеялся. Они ждали того дня, когда он вернется?
Но это не важно. Важно другое: он четко знал, что нужно делать.
Комната была такой, как он ее помнил. Белые полки заставлены книгами и чучелами животных, и еще больше книг было на маленьком белом столе. Розовый полог покрывал кровать, гармонируя с подушками и простынями. На белом столике рядом с кроватью, кроме грубой лампы, которую кто-то включил, стакан воды и пузырек с лекарством.
Тень в коридоре позади Тревиса сгущалась, принимая форму и толкая его вперед. Ему едва ли нужен был ее толчок. Родители присоединились к Элис. Но они никогда не могли любить ее так, как любил ее он.