Цитадель Теней. Пробуждение
Шрифт:
***
Зал продолжал шуметь, словно растревоженный улей. Все обсуждали действие, развернувшееся на их глазах. Но разговоры, не утихавшие ни на миг, были прерваны свирепым рыком. Оба фурри, что дружелюбный Гебура, что язвительный Хесед, выглядели устрашающе. Шерсть на загривке приподнята, глаза пылают, тела опущены так, что ещё секунда и звери кинутся рвать на части каждого. Увидь их маленькая т'эрка, не признала бы в них своих знакомых. Лисо-волки оглядывали зал, давая понять, что не потерпят подобного поведения и готовы сразиться с каждым, кто хоть как-нибудь проявит нежелание замолчать. Но зал молчал, и могучие существа выскочили из помещения,
На улице каждый из них повёл мордой, пытаясь уловить запах.
— Нигварррх! — выругался Хесед, — Она ещё не пррриобрррела запах кагэми.
— Пррридётся искать её след. Ты туда, — Гебура мотнул головой в сторону северо-западной стены, — я на дррругую сторррону. У Сада встррречаемся.
Звери кивнули и бросились на поиски: чёрный презрительно фыркнул, заметив, что его брат опустился на четыре лапы, пусть и для быстроты передвижения. Хесед направился на запад, Гебура в сторону юго-восточных врат. В надежде уловить хоть какой-нибудь запах т’эрки, он низко опустил голову, принюхиваясь к каждому камню или травинке. Его Своядж этого бы не одобрил. Он не разделял взглядов старшего брата в том, что порой можно прибегнуть к практике диких и дальних сородичей. Но Гебура не обращал внимания на ворчания Хеседа. Он верил, что навыки и знания диких племён зачастую куда полезнее, нежели более цивилизованное поведение его собственного клана. Особенно если учесть их нынешнее положение.
От раздумий белого фурри отвлёк тихий шипящий голос.
— Чем ты занят… мой верный ученик?..
Зверь замер и, подняв морду, обернулся к говорящему. Перед фурри стоял человекоподобный ящер. Его чешуйки, поблескивая на солнце, переливались от тёмно-синего к цвету морской волны, плавно становясь насыщенно-зелёными. Голову рептилии венчал костяной гребень, скрывающийся на спине под чёрным балахоном, в который ящер был облачён. Он стоял к фурри полубоком и смотрел на зверя только одним глазом.
— Октуш Виссен, — Гебура встал в полный рост лишь для того, чтобы склониться в глубоком поклоне. Даже так фурри оставался выше старика. — Пррростите, что я не заметил Вас ррраньше. Я ищу Иррр'лак.
— Подругу?.. — пасть ящера сложила в подобие улыбки, обнажив ряд тонких зубов. — За то время… что ты находишься здесь… я впервые слышу… чтобы ты назвал кого-то другом… Но судя по названию… она не фурри… Неужели шшир?..
— Нет, Октуш, она не относится и к Вашему виду. Она т’эрррка.
— Т’эрка?.. Не та ли это особа… из-за которой Ансацу был столь… — шшир неопределённо повёл когтистой лапой в воздухе, подбирая подходящее слово.
— Я бы сказал «недоволен». Да, это она. И сейчас мы со Своядж ищем её, — фурри повёл мордой из стороны в сторону над головой старого ящера, в надежде заметить девочку. — Надеюсь, она в порррядке.
***
Малышка смотрела на спину сидящего перед ней существа, боясь пошевелиться. Если существо обернётся, то жизнь девочки могла оказаться в опасности. Ведь не известно, так ли дружелюбно это создание, как фурри или поведёт себя агрессивно, как… шиварец. Юная кагэми злилась на мужчину. Если бы не он, она бы не оказалась в такой ситуации. Не притащи он её в Цитадель ей не пришлось бы скрываться в лесу непонятно от кого. Да и общее поведение «чёрного» оставляло желать лучшего. Малышка была уверена, что свой шрам он получил заслуженно.
«Шрам, — подумала девочка. — Отличное прозвище для него. Да, Шрам».
Злость
Кошачьи уши и хвост.
Рыжие, как и волосы, ушки сильно бросались в глаза, нервно подёргиваясь. В такт им по земле бил кончик хвоста. Убедив себя, что такое существо не может быть опаснее фурри, а уж тем более шиварца, малышка коснулась пальцами плеча девочки. От неожиданности та вскрикнула и, подпрыгнув на месте, толкнула кагэми-т'эрку ногами. Маленькая брюнетка повалилась на спину и, уже из такого положения, увидела лицо незнакомки. Оно было весьма миловидным, вполне человеческим. Но незнакомка уставилась на т’эрку ярко-зелёными кошачьими глазами. В этом положении они смотрели друг другу в глаза несколько минут. Наконец, девочка неуверенно произнесла:
— Эм… Привет?..
Обладательница кошачьих глаз все так же молчала. На её личике читались недоверие, страх и заинтересованность. Последнее в некой степени успокоило и обнадёжило юную кагэми. Есть возможность разговорить это кошачье дитя. Если она, конечно, не немая.
— Я тебя не обижу, — начала девочка с самой банальной фразы, которую только вспомнила. — Надеюсь, и ты меня. Ты потерялась? Или прячешься от кого-то, как и я? — не видя какой-либо реакции от собеседницы, т’эрка тяжело вздохнула, — Ты хоть понимаешь меня?
Девочка-кошка кивнула.
— Ты умеешь говорить? — ещё один кивок. Подобная реакция подбодрила брюнетку. — Может скажешь, кто ты?
— …ита…
— Извини, я не поняла. Повторишь погромче?
— Халита… — уже громче произнесла рыженькая. Чувствовалось, что она картавила.
— Харита, — повторила т’эрка, — красиво звучит. Ты ведь… ммм… не человек, да? — заметив непонимание на лице Хариты, малышка попыталась вспомнить, как называли её братья: — Не т’эрка?
— Денлом…
— Кагэми-денром?
Ещё один кивок.
Т’эрка поднялась с земли. Она прислонилась к стволу дерева и, поправив накидку, задумалась. Малышке повстречалась ещё одна кагэми. Девочка не могла понять что значит это слово и как оно связано с ней самой. Но и Харита, и Хесед с Гебурой — все они представлялись ей кагэми. Да и братья также обратились к ней. Возможно ли такое, что все те существа, повстречавшиеся ей в столовой, являются кагэми? Но как они связаны между собой? Хотя все те создания были абсолютно разными, но они собраны здесь, в этом месте. В Цитадели Теней. Как говорил Гебура — «дом многих кагэми». Но помимо этих слов, девочке вспомнились и другие, так же произнесённые белым фурри — «Тех, чья Судьба родиться, жить и умереть во Тьме». Малышку передёрнуло. Ведь если она теперь на самом деле «кагэми», то неужели её ждёт жизнь во тьме? И смерть… В этом чужом мире, где у неё никого нет. Ни единой близкой души. Неужели, теперь это её судьба, умереть в одиночестве? А может оно и к лучшему? Может, если её не станет, то будут счастливы все те люди, чьи близкие и родные погибли в тот ужасный день?