Цивилизации
Шрифт:
17. Атлантика и то, что за ней
Атлантическое превосходство и взгляд на весь мир
От Атлантического к Тихому океану, от Тихого океана ко всему миру
Хогг часто излагал свою теорию, которую принимал близко к сердцу. «Для дикаря в джунглях, — обычно говорил он, — для нашего предка-варвара вся жизнь была лотереей. Все, с чем он сталкивался, было крайне опасным. Его жизнь была буквально одной затянувшейся азартной игрой. Но времена изменились, возникла цивилизация, развилось общество, и яо мере того как оно развивалось, а цивилизация шла вперед, элементы случайности, риска постепенно уходили из жизни человека». Тут он замолкал, оглядывал всех и спрашивал: «Есть тут кто-нибудь настолько глупый, чтобы в это поверить?»
1134
William Boyd, Armadillo (London, 1998, p. 217).
Дубы —
Когда земля расколется, они будут здесь:
Разбросанные повсюду,
Обмениваясь древним деревянным взглядом,
В котором нет никакого волнения.
На протяжении столетий своего формирования (XVI–XVIII вв.) атлантическая цивилизация была поверхностной, слабой и фрагментарной. Несмотря на все свое преобразующее воздействие, общий объем трансатлантической торговли и колонизации мал по сравнению с традициями других частей света. Американские колонисты вырабатывали собственную идентичность, свою региональную экономику и политические предпочтения, они поворачивались спиной к океану, искали независимости от своих европейских партнеров или хозяев и сосредоточивались на расширении собственной американской территории. С 1776 года, когда только появившиеся Соединенные Штаты провозгласили свою независимость от Британии, выживанию атлантической цивилизации угрожала целая серия подобных разрывов.
К 1803 году Франция отказалась от большей части своих колоний или их у нее отобрали; в 1828 году Испания предоставила почти всем своим колониям независимость. Бразилия независима от Португалии с 1829 года. Хотя часть своих колоний, особенно в Карибском море, европейские империи сохранили, Атлантический океан как будто снова превращался в пропасть, разделяя обитателей противоположных берегов.
К счастью для выживания атлантической цивилизации, почти немедленно новые политические, социальные и экономические связи, новые символы общих ценностей и экономики начали заменять те, что были разорваны движением за независимость. И не успел кризис американской цивилизации разразиться, как отдельные фрагменты вновь начали соединяться. После обретения независимости экономические связи, интеллектуальный обмен, морская торговля — все это стало более интенсивным.
Особенно существенными в этом отношении оказались идеи. В начале XIX века демократия казалась одной из «своеобразных особенностей» Америки, и большинство европейцев ей не доверяло. Однако в конечном счете она стала американским уроком, который преодолел Атлантику и восстановил моральное единство Западной Европы и Соединенных Штатов. Европейцы в Америке наблюдали демократию и ее последствия: предположительно образцовые тюрьмы и заводы, хорошие школы, современные психиатрические лечебницы и открытость всех правительственных учреждений. Они словно видели будущее и убеждались, что оно действует. В 1828 году Карл Постл рекомендовал Америку в качестве образца для «объединения народа во имя общего блага». В 1831 году де Токвиль считал демократию способом сдержать самомнение, выпущенное наружу свободой. Примерно в то же самое время Шандор Болони, «Колумб демократии», вернулся в родную Венгрию, расточая похвалы «молодому исполину человеческих прав и свободы». Его соотечественник и товарищ по революционной деятельности Лайош Кошут в американском изгнании решил, что «демократия — это дух нашего века» [1135] . Пока в Европе в этом отношении никто ничего не делал; но американские свидетельства вторгались в европейские представления о политике.
1135
М. Pachter and F. Wein, eds, Abroad in America: Visitors to the New Nation (Reading, Mass, and London, 1976).
Романтизм — шкала ценностей, ставившей чувства выше разума, — обернулся другой, все более мощной силой, которая перешагнула через Атлантический океан. Сознание своей вины перед Новым Светом оживляло воображение, разожженное «диким и грозным великолепием» американской природы или предполагаемым благородством «дикарей» западного полушария. Индивидуализм — система приоритетов, которая ставит желания и права индивида выше коллективных интересов: интересов общества, государства и в крайних случаях даже церкви и семьи, — возник и вопреки многим вызовам оставался наиболее отличительной чертой, объединявшей образ мыслей в Западной Европе и Америке.
Одновременно и парадоксально через океан перебрался и социализм. Граждане Соединенных Штатов верят, что живут в «земле свободы»; но сила их общества — солидарность, гражданственность, общинный дух и общительность; они выросли из американского исторического опыта и перевешивают индивидуализм. Америка в действительности никогда не была землей одиноких рейнджеров. На каждого вооруженного пистолетом индивидуалиста на улице и на каждую неклейменую корову в загоне приходились тысячи законопослушных граждан в фортах и караванах фургонов. При той разновидности коммунизма, которая процветала на фронтирах, на почве ранней Америки расцвел социализм. Последователи Этьена Кабе, Роберта Оуэна и Шарля Фурье строили захолустные утопии на социалистических принципах — города Икара, которые смело начинали, но всегда терпели поражения [1136] . Сегодня от них остались лишь развалины; предсказание Карла Маркса, что Америка станет первой страной победившей социалистической революции, оказалось ложным — как и большинство других его предсказаний. Но заброшенные коммуны — напоминание о том, чему он был свидетелем, и том, какой большой вклад внесла Америка в развитие социализма.
1136
W. A. Hinds, American Communities and Cooperative Colonies (New York, 1908); D. D. Egbert, Socialism and American Art (New York, 1967); A. E. Bestor, Backwoods Utopias: the Sectarian and Owenite Phases of Communitarian Socialism in America, 1663–1829 (Philadelphia, 1950),
На протяжении почти всего XIX века Америка влияла на Европу, отправляя назад идеи европейского происхождения. В Европе признавались отдельные писатели и художники Америки, но ни одно возникшее в Америке культурное движение не укоренилось в Старом Свете — если не считать спиритизма, который возник за обеденными столами среднего класса в Нью-Йорке в 1842 году и за несколько поколений приблизился по обе стороны Атлантического океана по своим масштабам к массовой религии [1137] . Тем временем в области больших идей и высокой культуры ничто специфически американское не завладело умами европейцев. Несмотря на неустанные рекомендации сторонников прогресса, европейские элиты относились к демократии сдержанно или с отвращением. Однако в последнем десятилетии XIX века неожиданный взрыв американского культурного влияния начал оказывать новое, преобразующее влияние на театр европейской жизни: атлантическая цивилизация приобретала новую форму, на этот раз определенно белого, европейского характера, и с продолжительными и значительными последствиям.
1137
T. Hall, The Spiritualists (London, 1962).
Началось в области политики, с публикации в 1888 году руководства об «Американском государстве» оксфордского историка и профессора юриспруденции Джеймса Брайса. Брайс составил перечень уроков, которые европейские государства могут усвоить у Америки. Избирательное право (только для мужчин), по мнению Брайса, нуждается в уточнениях, поскольку нельзя доверять право голоса черным и беднякам. Политикам не следует предоставлять заработную плату — у них развивается продажность и привычки наемников. Плебисциты — хорошая мысль, а вот выборность судей — нет. В целом же, несмотря на множество исключений, американское политическое развитие представлялось образцовым или во всяком случае неизбежным. Брайс сравнил его с лампой Данте, «освещающей ступени, по которым европейским нациям суждено идти вслед за Америкой» [1138] . Демократические реформы 1880-х и начала 1890-х годов следовали советам Брайса, повторяя пример Америки. То же справедливо относительно конституций Австралии и Новой Зеландии, которые формулировались примерно в это же время. С поразительной внезапностью американская конституция из похвального примера превратилась в образец, которому необходимо следовать.
1138
J. Bryce, The American Commonwealth, 3 vols (London, 1888), vol. iii, pp. 357–363.
Почти немедленно океан начала пересекать подлинно американская культура. В 1893 и 1894 годах Антон Дворжак, который несколько лет руководил американской консерваторией, в своей симфонии «Новый Свет» и в «Библейских песнях» помог миру услышать музыку негритянских спиричуэле; но первой отчетливо американской формой музыки, оказавшей преобразующее воздействие на Старый Свет, была музыка совсем иного типа, недооцененная, должная роль которой в мировой истории никогда не уделялась: это рэгтайм. В 1906 году Дебюсси написал «Голливогский кэкуок», и в течение нескольких лет ритмы рэгтайма явственно слышались в произведениях Сати, Хиндемита и Стравинского. Рэгтайм выражал негодование в Лондоне и Париже [1139] . Обычно говорят, что американские музыкальные вкусы начали завоевывать Европу в результате Первой мировой войны: доказательство видят в распространении джаз-бэндов, прорыве американской музыкальной комедии и во вторжении Улицы луженых жестянок [1140] и Голливуда. Песни продвигались вместе с войсками. И тем не менее вначале был рэгтайм.
1139
J. Hasse, ed., Ragtime: its History, Composers and Music (London, 1985), pp. 29–32, 80–83.
1140
Tin Pan Alley, квартал на Манхэттене в конце XIX века, в котором были сосредоточены музыкальные магазины, нотные издательства и фирмы грамзаписи. Позже это выражение стало обозначать всю индустрию популярной музыки, прежде всего безвкусные музыкальные поделки.
Часто говорят, что до второй половины XX века американское визуальное искусство находилось под воздействием европейских веяний [1141] ; при этом, однако, не придают должного значения архитектуре, единственно подлинно популярному виду высокого искусства — ведь люди, которые никогда не ходят в картинные галереи, не могут по пути на работу не смотреть на здания. В годы рэгтайма американская архитектура сделала значительный шаг вперед, наиболее внятно представленный в работах Фрэнка Ллойда Райта и Луиса Салливана. Небоскреб на стальном каркасе, впервые придуманный в Чикаго в 1880-е годы, стал подчеркнуто американским даром миру. Когда перед самой Первой мировой войной было завершено строительство Эмпайр Стейт Билдинг, этот небоскреб стал самым заметным прыщом на лице планеты: возможно, со времен пирамиды Хеопса это было самое честолюбивое здание в мире.
1141
M. Kimmelman, ‘A Century of Art: Just How American Was It?’, The New York Times, 18 April 1999. Я благодарен профессору Клаудио Велизу за этот отрывок.