Цивилизации
Шрифт:
Существует проведенная природой граница, которую дождь преодолеть не в состоянии.
…Есть пункты, где линия, разграничивающая две зоны, влажную и сухую, так узка, что через милю попадаешь словно в другую страну: весь характер растительности меняется… Дикие цветы принимают новые формы и пахнут иначе, в кустах поют другие птицы; резко меняется характер обработки земли; и кончается богатство [572] .
Сегодня поля риса в сухой зоне орошаются водой из огражденных земляными насыпями деревенских резервуаров, куда собирают дождевую воду в сезоны муссонов. Но на весь год воды иногда не хватает. Даже учитывая возможные перемены климата, приходится признать, что сингалезские колонисты и их туземные предшественники не могли строить большие города, не проявляя чудес гидравлической изобретательности.
572
J. Still, The Jungle Tide (Edinburgh, 1930), p. 75; процитировано в A. J. Toynbee, A Study of History, vol. ii (London, 1934), p. 5.
Их достижения в сбережении и использовании водных ресурсов в большом масштабе делают их достойными преемниками
Вымыслы, в которые верят люди, в культурном отношении существеннее фактов, которые они игнорируют. Обычно утверждают — ошибочно, — что единственная созданная человеком постройка, которую можно увидеть из космоса, это Великая китайская стена. Традиция приписывает ее создание — она возникла путем соединения целой серии более ранних укреплений — Ши Хуанди, который именовал себя — или его наименовали — «первым императором». Он мобилизовал семьсот тысяч рабочих, построил сеть дорог и каналов и, когда умер, был похоронен с шестью тысячами глиняных статуй солдат и слуг, которые должны были сопровождать его в следующей жизни. Он был мастером театральных жестов в демонстрации силы: обычно это признак неуверенности и стремления преодолеть противоположную репутацию. Ибо он был варваром-завоевателем, пришедшим с окраины культурной китайской области, и его грамотные подданные предпочитали трактовать его как разрушителя, а не созидателя. Основать династию ему не удалось, организованное им возрождение принесло сомнительные результаты. Но его связь со стеной заставила почитать его — вероятно, незаслуженно, — как основателя Китая.
Стена столько раз перестраивалась, что мы не уверены, что она все еще напоминает первоначальное сооружение. Но она стала символом достижений китайской цивилизации и в течение многих столетий представляла для китайского народа олицетворение его единства. На других фронтах Китай защищали природные препятствия, естественные преграды: грозные горы, обширное море. Но Стена олицетворяла программу самоограничения и исключения чужаков. Во времена, которые мы называем Средними веками, ее регулярно изображали на картах Китая: двойной ряд точек или грозный длинный зигзаг по краю цивилизации, как след гигантского зверя-стража. За исключением очень кратких периодов ослабления уверенности, китайцы всегда считали себя народом, избранным небом и обладающим уникальной цивилизацией. Подобно многим другим подобным притязаниям, эту традицию можно считать вредной, но правитель Китая всегда считал себя правителем всего мира — по крайней мере той его части, которая имеет значение. «Территорию за Пустыней (внешней зоной), — сказал Сан Куочи, — не стоит наносить на карты, хотя туда и могут пролечь следы повозок» [573] .
573
Michael C. Rogers’s translation in P. H. Lee, ed., Sourcebook of Korean Civilization, vol. i (New York, 1993), p. 14.
Несмотря на такое утонченное и имеющее прочное основание представление о себе, большую часть своей истории китайцы не впадали в самодовольство. Граница их самоопределения, кажущаяся такой застывшей, непрерывно перемещалась. Китай стал огромным благодаря агрессивности в завоеваниях, предприимчивости в колонизации и готовности к принятию и поглощению чужаков. Начало этого процесса создания страны и цивилизации неясно. Традиционное упрощение дает китайской цивилизации один или два «стартовых пункта», с которых государство и культура, сегодня называемые китайскими, начали распространяться посредством своего рода «переизлучения». Однако среди многих местностей, которые сегодня входят в Китай и где земледельцы и строители бросали вызов природной среде, особенно привлекают внимание два района, оба на равнине Желтой реки, но разделенные варварами. Нижняя область обширна: она доходит до моря в районе Челейского залива, а на западе простирается до Шансийского плато, где река выносит на равнину горные породы. Вторая — небольшая долина выше по течению, где в Желтую реку впадает река Лo. Сегодня это непривлекательные районы: жаркие летом, очень холодные зимой, когда на них обрушиваются ледяные резкие ветры, а реки заполняются льдинами. Быстрые разливы вызывают катастрофические наводнения [574] . Холодные северные ветры, которые делают климат труднопереносимым, приносят из Монгольской пустыни толстый слой пыли, создавая хрупкую желтую почву, почти бесплодную без орошения.
574
H. Maspero, China in Antiquity (n.p., 1978), pp. 14–15.
Древние песни, собранные в «Ши Цзин», воспевают труд по расчистке полей, удалению кустов и корней. «Зачем они делали это в древности? Чтобы мы могли сажать наше зерно, наше просо, чтобы просо наше было обильным» [575] . Пробы пыльцы подтверждают эти факты. Китайская цивилизация зародилась в местности, которая на протяжении тысячелетий становилась все более засушливой; но когда древние земледельцы начали расчищать поля, это все еще была своего рода саванна, где участки, заросшие травой, перемежались с деревьями и кустарниками [576] . Аллювиальная долина все еще была частично занята широколиственными лесами. Виды, выращенные китайской цивилизацией, были того сорта, что могут совершать чудеса для человека, особенно в средах на границе между контрастирующими экосистемами, где разнообразие
575
Ibid., p. 17.
576
D. N. Keightley, ed., The Origins of Chinese Civilization (Berkeley, 1983), p. 27.
Тысячи лет спустя, в период, к которому относятся многочисленные археологические находки и в который зарождается письменность, оба эти процесса были еще заметны. Во втором тысячелетии до н. э. еще в изобилии встречались азиатские буйволы: в отложениях этой эпохи найдены останки тысячи с лишним таких животных наряду с другими обитателями болот и лесов, такими, как милу (олени Давида), дикие кабаны, серебристые фазаны, бамбуковые крысы, а иногда даже носороги [577] . Это разнообразие отчасти объясняет силу и богатство двора и городов эпохи Шан: сюда ввозили экзотические товары и высококалорийную пищу. Наиболее поразительный пример такой торговли — тысячи привозившихся с Янцзы и из-за нее черепашьих панцирей, от которых зависела политика Китая во втором тысячелетии до н. э., потому что это было главное средство указаний оракулов — передатчиков посланий из другого мира: эти послания содержались в черепашьих панцирях и раковинах, которые следовало нагревать, чтобы они треснули. Линии разлома, как линии на руке, в которые вглядывается гадалка, содержали ответы богов. Но эти предсказания будущего дают нам богатые сведения о прошлом. Они подтверждают существование более разнообразного окружения и влажного климата: предсказания, записанные (выцарапанные) на костях, сообщают о длительных дождях, двойном урожае проса и даже о полях риса. В первом тысячелетии до н. э. поэтесса могла воспевать любовь, одновременно срывая щавель с влажной почвы Шанси [578] .
577
К. C. Chang, Shang Civilization (New Haven and London, 1980), pp. 138–141; A. Waley, The Book of Songs Translated from the Chinese (London, 1937), p. 309.
578
Ibid., p. 24.
Даже в условиях влажного климата долина Желтой реки не может прокормить цивилизацию, основанную на посадках риса. Как и другие цивилизации примерно того же периода и в таких же средах, Китай вначале зависел от массового производства одного типа пищи. Легендарный предок наиболее успешной династии того времени был известен под именем Ху Чи — «Правитель Проса». В народной памяти, когда он впервые посадил просо,
Оно было тяжелое и высокое, оно росло и поднималось… оно кивало и свисало… Поистине счастливые зерна были посланы нам с неба, черное просо, с двойными зернами, просо, с розовыми и белыми побегами [579] .579
Ibid., 242.
Династия Шан также была связана с просом: когда к концу второго тысячелетия до н. э. дворцы династии Шан были покинуты, посетители с тоской видели просо, растущее среди развалин [580] . Западная цивилизация использовала просо только как корм для птиц, может быть потому, что из него нельзя приготовить дрожжевой хлеб. Но это высокопитательный продукт, в нем много углеводов и жиров и больше протеина, чем в твердых сортах пшеницы.
В самых ранних китайских письменных памятниках упоминаются две разновидности проса, и обе обнаруживаются при археологических раскопках поселений пятого тысячелетия до н. э. Оба сорта почти несомненно не завезены извне, в Китае это местные растения [581] . Они выносливы к засухам и растут на щелочных почвах. Самые ранние земледельцы возделывали просо на участках, очищенных путем сжигания леса, и добавляли к нему продукты скотоводства и охоты: мясо одомашненных свиней и собак, диких оленей и рыбу.
580
Chang, op. cit., p. 70.
581
Te-Tzu Chang, The Origins and Early Culture of the Cereal Grains and Food Legumes’ в книге Keightley, op. cit., pp. 66–68.
Как ни удивительно, но остатки древнего образа жизни уцелели в горах одной из наиболее индустриализованных и технически передовых стран — на Тайване. В 1974–1975 годах Уэйн Фогг наблюдал такую технику работы: наклонный участок с углом подъема в 60 градусов выбран потому, что «огонь вверх по склону горит жарче». Участок просушивался, иногда в нем делались ямки, затем сажались семена, вышелушенные руками и ногами. Чтобы отогнать птиц и других вредителей, на участок ставят шумные чучела или волшебные приспособления — миниатюрные деревянные лодки, окруженные пальмами или тростниками и накрытые сверху камнями. Каждую метелку проса срывают руками, бросают в корзину, которую крестьянин несет на спине, а когда метелок набирается достаточно, их связывают в снопы, укладывают в груды и переносят домой [582] . Традиционные стихотворения описывают дела крестьянского года: проделывание ямок в холодной земле, охота на енотов, лис и диких кошек, «чтобы добыть шкуры для господина»; крестьяне также выгоняют из-под кроватей цикад и выкуривают больших крыс, которые поедают просо в стогах [583] .
582
W. Fogg, ‘Swidden Cultivation of Foxtail Millet by Taiwan Aborigines: a Cultural Analogue of the Domestication of Serica italica in China’, ibid., pp. 95-115.
583
Waley, op. cit., pp. 164–167.