Цивилизация классического Китая
Шрифт:
Тем не менее исполнители императорского декрета действовали без злобы и позаботились о том, чтобы собрать в существующие святилища вещи первостепенной важности, которые должны были способствовать спасению души и которые, оставшись без защиты, исчезли одновременно с местами культа. Список собранного таким образом имущества представлял собой очень важный документ. Так, например, список храма Ганьлусы, который был расположен к юго-западу от Цзянсу, по сути тождествен перечню лучших художников великой эпохи китайского буддизма: «Вималакирти работы Гу Цайчжи… Манджушри работы Дай Аньдао [IV в.]… Бодхисаттва работы Лу Таньвэя [вторая половина V в.]… Шесть [участков] стены, расписанных бодхисаттвами работы Чжан Цзыцяня [?]… Четыре [участка] стены с монахами, занимающимися ритуальным вращением работы Хань Ганя [около 720–780]… Четыре [участка] стены с монахами, занимающимися ритуальным вращением работы Лу Яо. „Десять добродетелей
От большинства из них довольно скоро остались только имена, так как уже в правление династии Сун их произведения были утеряны. Сегодня как никогда эта живопись остается только в воображении. Еще недавно фрески кондо(основных зданий) Хорюдзи в Нара представляли собой самые восточные из священных изображений. Сочувствующие бодхисаттвы коричневого и зеленого цвета на белом фоне, с округлыми мягкими лицами, но с твердыми чувственными чертами лица, нарисованными черным цветом, с перевязями в узорах и летающими божествами вокруг, они воспроизводили представления о великой вере, которая от Дуньхуаня до Японии одно время способствовала объединению всего Востока. Однако пожар, который вспыхнул в тот момент, когда в 1949 г. там начались необходимые реставрационные работы, задел эти фрески, обесцветив или затемнив фигуры. Эти бодхисаттвы, как и люди, и все земные иллюзии, входили в цикл уничтожения.
Только долгий кризис, который отделил мир Хань от мира Тан, принес в китайское искусство зародыш тех грандиозных отступлений от основного пути, который был ему свойствен. Отныне эти черты уже никогда не покинули его.
В это время эфемерные государства сменяли друг друга. Общее понятие духовности усилилось больше, чем какие-то конкретные культы, а понятие китайского культурного единства победило власть варварских царств. Лучшие умы,разочаровавшись в общественной жизни, вели трудные поиски чистого искусства ради глубокого чувства бытия.
Нетленная красота античной бронзы, простое очарование погребальных статуй, линейная жизненность ханьскйх барельефов, расцвет буддийской скульптуры затмевают в этот ранний период развития китайской цивилизации все остальные формы художественного выражения. Впрочем, живопись легко подвергается тем разрушениям, которые приносит время. Оно обесцвечивает краски и растушевывает контуры. Тем не менее, если верить текстам, живопись стала известна довольно рано, причем ее развитие было практически сравнимо с развитием гравюры или скульптуры.
Легенда гласит, что У-дин (1339–1281 до н. э.), правитель Шан-Инь, однажды увидел во сне одного человека. Это видение настолько преследовало У-дина, что он потребовал нарисовать портрет этого человека по тем признакам, которые он запомнил. Результат привел правителя в восторг, и он возвел в ранг министра искусного мастера, который смог выразить его сновидения. [58]
В период Чжоу, кажется, использование живописи было мало распространено, и ворота дворца украшали свитками с рассказами о великих Яо и Шуня и их портретами. Кроме оживления декора, живопись обладала воспитательной и морализаторской ценностью. Согласно одной из легенд, Конфуций любовался какими-то изображениями, которые показали ему величие Чжоу.
58
Неизвестно, где авторы нашли подобную редакцию этой легенды. У Сыма Цяня история с портретом вообще не упомянута, а советником был назначен тот человек, которого правитель видел во сне. Создание портрета фигурирует только в «Ди ван ши цзи», где рассказывается, что чиновникам ( байгунам)приказали нарисовать портрет мудреца, которого правитель увидел во сне, и по этому описанию повсюдуискать похожего человека. После того как он был найден и правитель побеседовал с ним, этот человек, по имени Юэ, и становится советником.
Без сомнения, знатные семьи мало-помалу начали подражать двору, и в эпоху Борющихся Царств могилы, храмы и святые места богатого царства Чу украшались портретами мудрецов, а на стенах дворцов появились изображения животных или фантастических существ, таких как, например, драконы.
Рассказ, который также может быть и легендой, сообщает, что об одной новинке, которая появилаь при Цинь Шихуанди, который призвал иноземца Ле И из страны Цяньсяо, которая находилась в Центральной Азии. Если начиная с рубежа нашей эры влияние Китая на его западных соседей было преобладающим, то и они почти
Еще один легендарный рассказ, являющийся эхом первых проявлений буддизма в период правления династии Хань, дает нам пример той ценности, которой могло обладать нарисованное изображение. Однажды императору Минди из династии Хань (57–75) приснился сон. Он увидел, что перед ним стоит божество — огромного роста и, казалось, все покрытое золотом, возложенная на его голову корона сияла солнечным ореолом. Когда император рассказал об этом видении придворным, те подсказали ему, что божеством был, без всякого сомнения, сам Будда, которому поклонялись в странах Запада. Тогда правитель спешно отправил в Индию послов, которые привезли ему тексты и одно изображение. История продолжилась так: «Когда первый посол Цай Инь, привезя с Запада [учение] Кашьяпы и Матанги, [59] представил к престолу изображение и Шакьямуни, которое было написано правителем Удаяной. Император оказал ему великое почтение, найдя его абсолютно совпадающим со своим сном. Он приказал своим художникам сделать множество копий, чтобы можно было поклоняться им на террасе Цинлин Южного Дворца, и на самых высоких точках ворот Цайян, и в мавзолее Сяньця. Более того, в Баймасы (храм Белой лошади) стены были расписаны изображениями тысячи повозок и десяти тысяч всадников, которые тройным кольцом шествовали вокруг пагоды…»
59
Ошибка авторов. Кашьяпа Матанга — это один человек, он прибыл в Китай лично. См., напр.: Хуэй Цзяо. Жизнеописание достойных монахов. Кашьяпа Матанга. 1. М., 1991.
Таким образом, в государстве Хань живопись была распространена. Говорят, что в период правления императора Хэди (89—106), совпавший с развитием бумаги, материала, который предпочитали китайские художники, произведений живописи стало достаточно много, чтобы начали появляться первые коллекции. В это же время появились и художники, которые получали вознаграждение от государства. Также известно, что в Лояне мода на портреты была распространена до такой степени, что невеста императора Шуньди (126–145) украсила свою комнату изображениями женщин, знаменитых своей преданностью и верностью. Из всех этих сокровищ остались только необыкновенные вышивки на шелке и несколько фрагментов настенной живописи, как, например, те, что находятся сегодня в музее Бостона. Также сохранились изображения забавных домашних сцен, найденные в погребениях во время недавних раскопок. Во всех этих случаях основа картины всегда была светлой. На ней в абстрактной манере изображались движущиеся люди и животные, причем для этого использовались три краски — зеленая, коричневая и красная. Умелое размещение сюжетов, двигавшихся в различных направлениях, расширяло и увеличивало пространство. Таким образом, уже в период правления династии Хань живопись постигла главные принципы, которые характерны для искусства Дальнего Востока: использование пустоты и подвижности взгляда зрителя.
Из того, что известно о живописи периода Хань, стоит отметить, что она изображала выдающихся личностей, а также торжественные или обычные эпизоды их земной жизни. Дерево или животное, которые сопровождали это изображение, прежде всего играли роль второстепенной детали, знака, который обозначал место действия или был скромным украшением. Все изменилось только в конце III в.: буддизм изобразил человека вне него самого и заставил посмотреть новым взглядом на бесчисленные облики мира, мимолетные, но одухотворенные.
По искусству владения кистью китайская живопись равна каллиграфии, как и литература, она изображает больше понятия, чем тела, а природу личностей больше, чем их фигуры, даже если она стремится воспроизвести реальность в общих чертах. В европейском Средиземноморье живопись возникает благодаря любованию человека телом, формами чувственного и материального мира. В Китае ее порождают мнемотехнические символы прорицателей. Вот почему живопись и каллиграфия оказываются в «мире знаков», подчиненном одному и тому же важному критерию. Речь идет о линии, о символическом знаке, поэтому оба этих искусства всегда остаются тесно взаимосвязаны. Чжан Яньюань отмечал в своих известных «Записках о знаменитых художниках ранних эпох» («Лидай минь хуа цзи»), написанных в 847 г., что просвещенные люди передают свои идеи либо посредством живописи, либо через литературу, поскольку оба этих средства выражения лучше всего передают мысль.
Английский язык с У. С. Моэмом. Театр
Научно-образовательная:
языкознание
рейтинг книги
