Цивилизация классической Европы

Шоню Пьер

Чем только не аргументировалась идея особой «русской цивилизации»! Мыслящее историческую жизнь исключительно через призму антитезисов и синтезов псевдопатриотическое сознание, лелея ощущение инаковости относительно благоразумной Европы, иной раз горделиво упивается в отечественной истории всплесками особого «русского бунта, бессмысленного и беспощадного». Знай, мол, наших! Типология массовых движений классической Европы способна лишить нашу историческую

память этой отдающей некоторым мазохизмом иллюзии: степень «бессмысленности и беспощадности» многочисленных европейских жакерий,«бесцельных, безудержных и безнадежных», по выражению П. Шоню (см. гл. 2 настоящего издания), ни в чем не уступает милому национальной гордости русскому бунту.Впрочем, французский историк и не посягает на самобытность национальных культур, составляющих «европейский концерт».

Исходная концептуальная схема Шоню никак не предполагает постановки вопроса о соответствии России какому-то единому европейскому культурно-историческому типу, с точки зрения структурного подхода важен не тип, а отношение. Учитывая очевидную вовлеченность России в цивилизационный процесс классической Европы, в самые разнообразные аспекты европейского культурного диалога, автор рассматривает Россию долгого XVII в. как неотъемлемую часть Европы, ее подвижный фронтир или, наряду с югом Италии, в качестве «Европы архаичной». В свете «Цивилизации классической Европы» несомненным преувеличением выглядит утверждение П. А. Чаадаева о пагубной извечной нашей добровольной самоизоляции от Европы. Россия всегда охотно участвовала в европейском диалоге, продлевая на своих просторах существование архаичных культурных форм на благо выдыхающейся Европе, получавшей тем самым необходимую передышку для изыскания передовых решений. В книге П. Шоню достаточно тому примеров, в частности история европейской металлургии. Когда технология доменного производства на древесном угле окончательно исчерпала себя в районе Льежа, в Средней Германии и Англии по причине оскудения лесов, центр металлургического производства переместился в резервные «пограничные» зоны: в Скандинавию и, наконец, на Урал. Архаичная в технологическом и социальноэкономическом отношении железоделательная промышленность России дала Европе возможность благополучно пережить стадию «технологической беременности», обеспечив ценой консервации собственной архаики необходимый резерв времени для прорыва английского доменного производства на коксе. Металлургический сюжет как нельзя лучше иллюстрирует формулу

Шоню: «Окружность — нигде, центр — повсюду». В ситуации диалога, который, как правило, асимметричен, центр всегда виртуален, а границы неуловимы. Их можно искать где угодно в зависимости от точки отсчета: полюса технического прогресса, полюса массового производства или зоны высокого потребления продукции. Нет ничего удивительного, когда мы обнаруживаем границы европейской цивилизации через некоторые аспекты межкультурного диалога в Китае и Бразилии, в Канаде и Индии. Интерференция цивилизационных волн.

Изложенное в «Цивилизации классической Европы» понимание России базируется прежде всего на трудах корифея французской славистики Пьера Паскаля (1890–1983), которого Шоню называет лучшим знатоком России XVI–XVII вв. Глубоко верующий католик Паскаль, влюбленный в русскую самобытность, объяснял ее тем, что Россия не знала Средневековья: для него конец XVII в. был непосредственной гранью между Древней Русью и нововременной Россией. Диалогизм мировоззрения Паскаля прослеживается на всем протяжении его жизни и научного творчества: от приверженности идее союза христианских церквей и попытки примирить христианство с большевизмом в годы пребывания в России (1916–1933) до обширной переводческой деятельности («Житие протопопа Аввакума», сочинения Достоевского, Толстого, Короленко, Ремизова) и образующих своего рода компаративный диптих исследований по французской и русской истории. Присущий Паскалю диалогический подход к вечной теме «Россия и Европа» оказал заметное влияние на структуралистскую концепцию П. Шоню.

Когда-нибудь мы преодолеем изъян, отмеченный Карлом Шмиттом еще в начале 20-х гг. XX в., и перестанем «рассматривать историческую жизнь как процесс, протекающий в вечных антитезисах и синтезах». Постигнем глубину гипотезы Умберто Эко о «европейском языке», дающем « возможность совместной жизни на континенте предопределенного полиглотизма».Мыслимым и реальным станет единство в диалоге разностей, сохраняющем своеобразие нетождественных элементов. И тогда никто не усомнится в правоте Ф. М. Достоевского, утверждавшего: « Европа нам второе Отечество».В конце концов, суть европейской идентичности составляет именно диалог разностей, а нестареющая книга Пьера Шоню помогает усвоить эту важную для России истину.

В. А. Бабинцев