Цивилизация страуса

Фролов Виталий

Гусев до боли сжал кулаки. Ему уже было наплевать на деньги, ему хотелось только, чтобы все поскорее закончилось. И он все еще надеялся, что Гена-Геноцид ошибается, и Краюхину удастся выбраться из боя живым.

Не сложилось.

Удары Краюхина становились все более вялыми, очевидно, сказывалась слабость от кровопотери. В какой-то

миг он просто не успел вернуться в оборону, и катана японца отсекла ему кисть правой руки, вместе с зажатым в ней мечом.

Краюхин тяжело упал на колени, его взгляд нашарил отрубленную руку, да там и остановился.

Гонг, взмолился Гусев, гонг. Чего же они медлят, ведь очевидно же, что поединок закончен, что дальше уже ничего не будет, ничего просто не может быть. Это ведь уже не бой, это даже не избиение. Это казнь.

Коротким, без замаха, движением, японец вогнал меч в грудь Краюхина.

Гонг прозвучал только после того, как безжизненное тело адвоката рухнуло на песок.

Глава десятая.

Кац сидел на скамейке и курил, аккуратно стряхивая пепел в урну. Гусев заметил его издалека, но не подал виду. Он старательно водил метлой по асфальту, не поднимая глаз выше линии бордюра. Кац терпеливо ждал, пока аллея не приведет Гусева к нему.

Вжжжх, вжжжх, вжжжх.

– Какого черта вы делаете?
– поинтересовался Кац.

– А на что это похоже?
– спросил Гусев.

– Да это вообще ни на что не похоже.

– Дворник метет мостовую метлой, - пропел Гусев строчку из старой песни. Впрочем, Кац, как его ровесник, должен был песню опознать. Он и опознал.

– Какой одинокий звук.

– И никого вокруг, - продолжил Гусев.
– Впрочем, эта строчка реальности не соответствует.

– И зачем же вы метете улицу, Антон?

– Очевидно, для того, чтобы она стала чистой.

– Теория об изменении мира к лучшему?
– уточнил Кац.
– Начинать надо с малого и все такое?

– Ноги поднимите.

–

В смысле?
– не понял Кац.

– Ну, или пересядьте куда-нибудь, - сказал Гусев.
– Вы мне мешаете. Под скамейкой куча листвы, а вы тут сидите.

– Может быть, вы прерветесь?

– Зачем?

– Для разговора.

– Мы уже разговариваем, - сказал Гусев.
– А мне еще триста метров аллеи мести. И вообще, двадцать первый век на дворе, где роботы-уборщики, я вас спрашиваю?

– Неужели вы не могли найти никакой другой работы?
– спросил Кац.

– Не знаю, не пробовал.

– А у вас проблемы с деньгами?

– Нет, - сказал Гусев.
– Вроде бы, нет.

– Тогда зачем все это?

– Надо же человеку чем-то заниматься.

– Вы съехали из нашего общежития.

– Мне предоставили муниципальное жилье, - сказал Гусев.
– Видите, как хорошо быть дворником.

– Хотите что-то кому-то доказать?
– спросил Кац.
– Кому? Нам?

– Не хочу я ничего доказывать, - сказал Гусев.

– Тогда почему? Я знаю, что вы проиграли судебный процесс, но это же не конец света и не повод для того, чтобы на все забить.

Гусев пожал плечами.

– Вы понимаете, что делаете нам отвратительную рекламу?
– спросил Кац.
– Что со стороны это выглядит, будто вы не смогли адаптироваться в новом мире и вынуждены заниматься тяжелым физическим трудом, скатившись на социальное дно?

– Так вы поэтому сюда пришли?

– Отчасти. Антон, вы мне симпатичны, и я хочу вам помочь.

– У меня все нормально.

– Не похоже. И вы точно не можете прерваться? Хотя бы из уважения ко мне?

– Ладно, - решил Гусев.
– Из уважения к вам я прервусь.

Он прислонил метлу к спинке скамейки, сел рядом с Кацем и закурил.

– Что происходит, Антон?