Цивилизация

Безбашенный Аноним

Как показала Вторая Пуническая, Ганнибал Барка был величайшим тактиком, но посредственным стратегом и совсем уж никуда не годным политиком. Но политика — дело царское, а стратегия предполагает масштабы, которыми в маленькой Вифинии и не пахло. В общем, в этой мелкомасштабной войне, в которой тактические уловки значили куда больше, чем глобальное стратегическое планирование, Циклоп оказался вполне на своём месте. Потрепав и отбросив сухопутные войска пергамцев от столицы, он возглавил затем вифинский флот — назначение было рискованным, учитывая его же собственное поражение от флота родосцев у берегов Памфилии в ту Сирийскую войну, но выбирать Прусию было больше не из кого, а пергамский флот мог блокировать проливы и помешать прибытию новых наёмников из Фракии, и это требовалось предотвратить, во что бы то ни стало. Кроме того, пергамский флот возглавлял сам Эвмен, что давало шанс при удачном исходе покончить с ним, обезглавив противника и выиграв тем самым войну. Каким бы ни был Ганнибал флотоводцем, на выдумки он оказался неистощим и на море. Правда ли то, что для разгрома

пергамского флота Циклоп применил в качестве метательных снарядов для баллист горшки с ядовитыми змеями, Юлька не была уверена, а Наташка сомневалась, потому как количество змей требовалось для такой цели изрядное, а много ли их наловят в сжатые сроки малочисленные опытные змееловы? Но соответствующие байки на сей счёт у здешних мореманов в ходу и весьма среди них популярны, а главное — что факт победы слабого вифинского флота над сильным пергамским налицо, и какая, собственно, разница, каким именно способом она одержана? Победителей, как говорится, не судят.

Реабилитировавшись на море, Ганнибал затем снова вернулся к операциям на суше. Уж какие хитрости он там применил, история умалчивает, но факт остаётся фактом — пергамская армия разбита в нескольких небольших по масштабу сражениях, её слабо обученные резервы смяты и рассеяны, а вифинцы, буквально недавно стоявшие на грани поражения, снова заняли Мисию и часть Фригии — Прусий даже рассматривал вопрос о переносе столицы своего разбухшего царства из Никомедии в построенную перед самой войной Прусу — под руководством всё того же Ганнибала, кстати говоря, занявшегося "в отставке" градостроительством, дабы не скучать. Сказался тут, надо полагать, и его опыт строительства тех "ганнибаловых кварталов" в Карфагене. А иначе-то как ещё объяснить произошедшую с ним на этой войне метаморфозу? Во Второй Пунической взятый им ещё в самом её начале испано-греческий Сагунт так и остался единственным укреплённым городом, который он взял осадой и штурмом, а в Италии все занятые его войсками города либо сдались ему сами, либо были захвачены хитростью. Даже несчастную Нолу он взять не мог, потеряв под ней значительную часть своего единственного подкрепления, с таким трудом полученного из Африки. Судя по тогдашним событиям, искусство осад и штурмов укреплённых городов не было его коньком. Теперь же, воюя с Пергамом, он достаточно лихо осаждал и брал города, небольшие по размерам, но укреплённые по всем канонам греческой фортификации — то ли научился наконец и этому на старости лет, то ли кадры местные у него в подчинении поквалифицированнее оказались, но факты налицо — в тылу у него не оставалось ни единого не взятого вифинскими войсками города, и ни под одним из них они не стояли подолгу, беря его измором. Так или иначе, Циклоп сумел добиться коренного перелома в ходе этой войны, и передовые разъезды лёгкой вифинской конницы появлялись даже в окрестностях самого Пергама, когда появились сведения об отправке Эвменом посольства в Рим с жалобой сенату на "бесчинства" маленькой и занюханной по сравнению с его разросшимся царством Вифинии, на которую в самом начале войны он и не думал никому жаловаться, а вполне управлялся сам.

Прусий Вифинский, как я уже сказал — человек понятливый, а то, что длиннее и толще всех — у Рима, он после Магнезии усвоил хорошо. Едва узнав о посольстве Эвмена, он тут же послал в Рим и своё, а с пергамским коллегой заключил временное перемирие на условиях "как есть" — какой смысл продолжать военные действия, если судьба войны зависит теперь не от них, а от решения римского сената? Войска оставались на тех местах и в тех лагерях, где их застал приказ о приостановке войны, а цари с их военачальниками вернулись в свои столицы в ожидании возвращения своих посольств с римскими послами. Вернулся в Никомедию, пока суд, да дело, и Ганнибал.

Ну, строго говоря, не в саму Никомедию. Чуток позападнее её и тоже на берегу залива расположено рыбацкое селение Либисс, а рядом с ним — приличная по античным меркам и шикарная по сельским усадьба, которую Прусий пожаловал Одноглазому ещё до войны — за его советы по управлению государством и по градостроительству. Там-то он со своей семьёй и должен обитать, если сведения моего тестя не устарели. Но вроде бы, не должны — по юлькиным сведениям как раз там-то его и обложила стража Прусия в реале, когда царь принял решение выдать его римлянам. Но на всякий пожарный это следовало проверить, и чтобы нам не светиться на этом без надобности самим, Васькин этого греку приблатнённого подрядил, дав ему три пергамских тетрадрахмы авансом и посулив вдвое больше за установленный контакт. Для этого прохвоста это неплохой куш, и рисковать им уж всяко не в его интересах. С одной стороны, серебро есть серебро, но с другой — война есть война, а вражьи деньги есть вражьи деньги, и поди докажи включившей бдительного дурака страже, что ты получил их не за подрывную деятельность во вражьих интересах! А включить означенного дурака — ага, ну откуда у тебя пистолет и деньги — этим вифинским ментам самый прямой резон, поскольку никаких квитанций за конфискованный "вещдок" античная традиция не предусматривает, а без квитанции это левак, которому служивые уж всяко и сами достойное применение найдут — серебро есть серебро. А мы ж ещё и здорово облегчили им подобный финт ушами, наменяв для оплаты агентуры не старые пергамские монеты с Филитером, которые и довоенными заработками объяснить можно, а новыми, с самим Эвменом, которые он только в аккурат перед войной чеканить повадился. И все эти нюансы прекрасно понимают, включая и этого нашего прохвоста-греку, так что не дурак он ментам тутошним

свой хоть и случайный, но шикарный для него заработок дарить…

— А чего Циклоп…

— Одноглазый, — поправил я Володю, — Не забывай, вокруг нас — греки, — это я ему ненавязчиво напомнил, что и по-гречески слово звучит похоже, и вполне возможно, что и у вифинской солдатни он фигурирует за глаза под тем же самым прозвищем.

— Виноват-с, Одноглазый. Так какого он всё-таки хрена ждёт у моря погоды, а не рвёт отсюда когти сам, покуда цел? Ведь неглупый же мужик и должен бы понимать…

— Да хрен его знает. Может, загребался, и ему уже настозвиздело трепыхаться, а может, и в натуре не ожидает требования о выдаче.

— Так как такое может быть? Говорю же, неглупый мужик.

— Юля, кажется, рассказывала, что в сенате Фламинина не хвалили, а порицали за это, — припомнил Хренио, — Тогда получается, что это была его личная инициатива, а не задание сената. Надеялся, по всей видимости, если и не одобрение сената получить, так хотя бы уж прославиться.

— Так погоди, это же ТОТ САМЫЙ Фламинин?

— Ага, Тит Квинкций, — подтвердил я, — Он в сенате считается экспертом по всем делам Греции и Востока, почему его и озадачили этой миссией.

— Так куда уж ему больше-то прославляться после Киноскефал?

— Ну, во-первых, это было давно, а всё, что было давно, то — сам же понимаешь, что начинает уже потихоньку становиться неправдой. Давнюю славу желательно время от времени обновлять. А во-вторых — этот прошлогодний скандал с его братом Луцием.

Я ведь упоминал уже, кажется, за что Катон в прошлом году, будучи цензором, Луция Квинкция Фламинина из сената вытурил? Ага, за убийство ни в чём не повинного знатного галла из дружественного Риму племени в угоду мальчишке-любовнику. Ну, это злые языки говорят, что мальчишке, а официозная версия гласит, что любовнице-гетере. С сексуальными извращениями в среднереспубликанском Риме дело обстоит строго — не то, чтобы каралось, но ОЧЕНЬ не одобряется, вот и не выносит официоз сора из избы. Ну, никто из наших там за ширмочкой со свечой не стоял, и хрен их знает, кто там на самом деле того Луция, который тоже Квинкций Фламинин, по этой части ублажал, да и разве в этом суть? Суть в том, что эта особь неопределённой половой принадлежности пожелала увидеть, как человека убивают — типа, не довелось посмотреть гладиаторские бои в Риме, а интересно — спасу нет. Ну, означенный Луций спьяну и показал — ага, на первом же, кто под руку подвернулся. Такого замять было уже никак невозможно, так что история вышла весьма некрасивая, и кляксу на репутации семейства Квинкциев Фламининов она оставила большую и жирную. В общем, похоже на то, что Титу захотелось хоть как-то означенную репутацию реабилитировать, и подвернувшийся случай показался ему подходящим. Да и не рассчитывал же он, скорее всего, что Циклоп траванётся, дабы живым к нему в лапы не попасть, а наверняка рассчитывал тёпленьким его повязать, да в Рим доставить — типа, вот вам Ганнибал, отцы сенаторы, ТОТ САМЫЙ и собственной персоной, а уж карать его за былое или проявлять великодушие и миловать — решайте уж сами. И ведь удайся ему этот самоуправный трюк — очень даже возможно, что и реакция сената на его инициативу была бы тогда совсем другой.

Сидим мы, значится, обсуждаем все эти тонкости — по-русски, конечно, а жизнь вокруг бьёт ключом, что называется. Народ лопает, пьёт, режется в кости, заигрывает со шлюхами, норовя сторговаться подешевле, тут входит одна — той же профессии, судя по не скрывающему даже ляжек короткому подолу. Ну, тоже слегка потасканная, если на ещё трезвый взгляд оценивать, но издали эффектная, а публика в основном хорошо поддатая, так что все — к неудовольствию тех шалав, которых уже почти склеили — пялятся на неё, а один невесть какими судьбами затесавшийся среди матросни негра за руку её схватил. Его примеру тут же пара греков последовала, но она их всех отшила — то ли заработала уже на сегодня достаточно, то ли не в духе. Следом за матроснёй к ней двое подгулявших ухарей из числа служивых прицепились, но и этих она отфутболила достаточно ловко. Впрочем, профессиональная привычка никуда не делась — хоть и направляется наверняка к себе в каморку, и никто ей не нужен, но задницей один хрен виляет завлекающе — страждущие сухостоем аж стонут. Васкес проводил её взглядом и кивнул мне, и я согласно кивнул в ответ — для намеченной задачи кадр вполне подходящий…

Тут входит наконец в заведение и "наш" грека, да не один, а в сопровождении седого старика, тот оглядывается по сторонам и подходит вдруг не к нашему столику, а к соседнему, за которым болтает по-турдетански наша охрана. Заговаривает с ними, те ему на нас указывают, грека тоже.

— Я — слуга того человека, которого вы ищете, — отрекомендовался старик тоже по-турдетански, — Зачем вам нужен мой господин?

— Подсаживайся к нам, — предложил я ему на этом же языке, и мы подвинулись на скамье, давая ему место прибомбиться.

— Я вообще-то раб…

— Знакомый врач сказал мне, что это не заразно, — наши ухмыльнулись, — Кроме того, я тоже в своё время этим переболел, но как видишь, выздоровел и вряд ли заболею этим снова, так что ты не стесняйся — присаживайся и угощайся всем, что видишь.

Привёвший его грека, конечно, ни бельмеса не смыслил по-турдетански, но по жестам несложно было догадаться, да и старик последовал таки нашему приглашению, и грека изумлённо вытаращил глаза. Я кивнул Хренио, тот отсчитал ему обещанные шесть эвменовских тетрадрахм и махнул рукой, давая понять, что остальное его не касается. Не только вифинский царь, но и многие его подданные отличаются завидной понятливостью, и этот оказался как раз из таких, не заставив повторять намёк.