Civilization
Шрифт:
— Пришел гонец от ахайров. Но он говорит, что сообщит донесение только лично Вашему Святейшеству.
Я не хотел никому показываться на глаза, но один юноша — гонец погоды не делал.
— Зовите его — приказал я жрецам.
Молодой ахайр, волнуясь, сообщил, что враг получил подкрепления и, не снимая осаду Сураджи, выделил крупный отряд для похода в долину Реоны, для пополнения припасов.
Через пару дней пришел второй гонец от ахайров с сообщением, что оруталлы вышли в направлении к востоку от Алитэ. У нас на тот момент было уже 30 морионов боеспособных войск. Почти вся армия была направлена наперерез вражескому отряду и встала в засаду,
Это была очень важная победа. Особенно отрадно, что мои люди получили боевой опыт и чувство морального превосходства над противником.
Не желая отказываться от своей прежней тактики, варвары вновь отправили отряд на разграбление местности, теперь — верхней Реоны. Перехватить этот отряд было сложнее, поскольку наши войска стояли довольно далеко от этой местности. Но нам удалось воспользоваться речными судами, загрузив их под завязку войсками и отправив вниз по течению. Это был рискованный ход — узнай враг, что мы оставили Алитэ, он бы непременно попытался захватить его, а стены города были стары.
Маневр оказался удачным. Мы окружили вражеское войско и взяли множество пленных. Поскольку сроки уже сильно поджимали, на этой победоносной ноте я счел возможным отправиться в стасис, оставив войско добивать врага самостоятельно.
Глава 21
Ход 19
Прошло 360 лет.
Конечно же, по выходу из капсулы я сразу потребовал доклада о военных делах. Закусывая великолепными гренадинами — новинкой садов Митты — я выслушивал все новости за прошедший период. Война окончилась без особых территориальных изменений, но оруталлы были сильно ослаблены. На них начали нападать какие-то новые варвары с севера, и война между нами затихла.
Теперь можно было уделить время гражданским вопросам, которых было очень много.
Но, оказалось, вслед за войной пришла чума — заболевание легочной формы, пришедшее также, возможно, с севера, с новыми переселенцами. Ни выходить, ни встречаться с кем-то нельзя!
Этот чумной карантин снова, в который уже раз, показал необходимость введения полноценной письменности. Практически невозможно управлять чем-то крупным, не имея возможности отдать письменный приказ или инструкцию. Пиктографическое письмо, введенное полтораста лет назад, имело лишь ограниченную ценность — можно было вести учет хранимых продуктов или войска, а вот отправлять сообщения, приказы, получать отчеты или донесения было невозможно. это крайне ограничивало мои возможности по управлению. В итоге всю эту сессию мы занимались воссозданием письменности.
Конечно, я знал алфавит и основные грамматические правила интерэсперанто. Но вот втолковать их жрецам было непросто. Впрочем, усиленный труд пошел на пользу. Также, знакомство с пиктографическим письмом и его применение в течении уже более 100 лет тоже сыграло свою роль.
Помня о прошлых трудностях, я сделал им алфавит — выписал буквы по порядку, напротив каждой нарисовал ту картинку, которой они соответствовали. Напротив A — нарисовал городок (Адажион). Напротив В — быка (бово), и так далее. Сложность состояла в том, что много слов было не на эсперанто, а на других языках, но в итоге получилось подставить все понятия под соответствующими буквами. Одновременно был сделан небольшой словарь из слов, применяемых местными жителями, с прописью их
В итоге молодые жрецы смогли вполне пристойно писать и читать, сверяясь с алфавитом. Что касается предыдущего поколения — толстых самодовольных личностей с подкрашенными, как у женщин, глазами и множеством украшений — ожидаемо, с ними ничего не получилось. Он начисто игнорировали мои уроки и, похоже, здорово расхолаживали и своих молодых коллег. Все это мне крайне не понравилось — похоже, ребята просто зажрались.
Приказав продолжать обучение без меня, я отправился в стасис.
Ход 20.
Прошло 380 лет.
Выйдя из стасиса, я затребовал обычный доклад. Однако в этот раз меня встречали лишь двое — «премьер-министр» и его зам. по делам храмов. На вопрос — где остальные — они уклончиво отвечали, что чума еще продолжается и доступ в храм ограничен даже для жрецов.
Тогда я потребовал письменные доклады. На это мне было отвечено, что жрецы не так уж и хорошо освоили письменность, точнее — почти ей не пользуются. В отчетности они продолжали использовать примитивные иероглифы.
Еще более насторожило сообщение о том, что чума еще продолжается. Как это может быть, что чума идет более 20 лет? Да все уже должны вымереть!
Я потребовал от стражи пропустить меня вниз. Но стоявшие на воротах единственной дороги вниз стражники, то ли не поняли меня, то ли сделали вид, что не понимают. «Чума», Чума' — твердили они и не трогались с места, не открывая ворот. Оттолкнув одного из них, я пытался открыть ворота сам, но они оказались заперты снаружи!
Тут я сильно начал подозревать, что дело нечисто. Похоже, что это заговор. Жрецы узурпировали власть и правят теперь от моего имени. Их почтительно-ухмыляющиеся физиономии, на которых, казалось, так и было написано «ну и что ты мне сделаешь?», были очень красноречивы. С каждым днем они все меньше скрывают свое презрение ко мне. Премьер-министр вообще перестал у меня появляться, по храму снуют какие-то второстепенные служители, которые делают вид, что не понимают эсперанто. Недавно на вопрос «Где мой первый министр?» один из них ответил — «Он умер! Чума! ». И сделал такую невинную рожу, что я сразу понял — врет, как сивый мерин. Вот так ко мне относятся в собственном храме!
С тоской глядел я в закаты с высоты Лаона. Что вообще творится в стране, пока я здесь сижу как орел молодой? И что теперь делать? И что меня ждет?
Конечно, надо бы отсюда бежать. Рассказать всем о заговоре. Наказать негодяев. Вернуть себе власть. Но как?
Даже если я, скажем, сплету себе веревку из циновок и спущусь с Лаона (высота тут около 1000 метров, в том числе несколько отвесных участков), и при этом не разобьюсь, и доберусь до Митты, не сдохнув в пути от жажды — МЕНЯ ТАМ НИКТО НЕ УЗНАЕТ! Люди, которые видели меня своими глазами, уже умерли — последние лет 60 я показывался только жрецам!
Не представляю, что в этом случае меня ждет — возможно, меня просто прирежут как самозванца! Особенно если придет какой-нибудь жрец с Лаона и сообщит, что истинный Пророк находится, как положено, в своем храме.
В любом случае, надо отвести подозрения о том, что я что-то понял и замышляю побег.
Я пытался заняться начатой работой по адаптации письменности эсперанто к языку адаже. Работа не особенно клеилась, но, в целом, что-то у меня получилось. Тяжелые мысли не выходили из головы.