Corvus corone
Шрифт:
— Но вы и сами еще не представились, — оттягивая время, возразил Вранцов. Его смущал возраст следователя, который был значительно моложе его и, значит, не заслуживал очень уж почтительного обращения. И в то же время он почему–то сознавал, что не случайно следователь так молод, что в данном случае он и должен быть молодым. К тому же держался тот так уверенно и властно, что впору и старому судейскому волку.
— Ах, да! Пардонте, пардонте!.. — иронически сказал следователь, выпрямляясь на стуле и принимая нарочито солидный вид. — Позвольте представиться. Старший следователь–футуролог Верховного надзора…
— Неужели
Вранцов, которого очень поразили слова «верховного надзора» и загадочное «следователь–футуролог», которое вообще слышал в первый раз.
— Хо–хо! — по–студенчески подпрыгнул на стуле следователь. — Не фига себе, неважное! Да важнее этого ничего нет!..
В тот момент, когда, утратив свою солидность, следователь молодо подпрыгнул на стуле, Вранцов уловил вдруг, на кого он похож. Если бы не льдистые, странные глаза, он в чем–то похож на его сына Борьку, вернее, на того парня, каким Борька станет лет в двадцать пять. И еще было в его внешности что–то от самого Вранцова на старых снимках в студенческие годы. И это пристрастие следователя к латыни напомнило Вранцову его студенческую юность — он тоже любил тогда щегольнуть в разговоре латынью. Кажущееся это сходство не успокоило, а еще больше взволновало, даже напугало его. Но усилием воли, понимая всю серьезность положения, он взял себя в руки, вида не подал.
— Я бы хотел знать, в чем конкретно меня обвиняют, — овладев собой, твердо сказал он. И желая показать на всякий случай, что он тоже помнит еще латынь, добавил: — Чтобы выдвинуть доводы рго dоmо sиа. [7]
— Ну что ж, извольте, — с готовностью сказал следователь. Он заглянул в бумаги свои, как бы справляясь с текстом, и с легким нажимом проговорил: — Вы обвиняетесь в потере человеческого облика, в преступном и, можно сказать даже, извращенном присвоении себе облика пернатого существа с целью сокрытия своих преступных деяний…
7
В свою защиту (лат.)
— Каких таких деяний?! — вскричал Вранцов.
— А вот это мы и должны с вами выяснить, — невозмутимо подхватил следователь.
— Но не было никаких преступных деяний. Я не знаю за собой никаких…
— Ой ли?.. — перебил его следователь с прищуром льдисто–голубых своих глаз. — Так ли уж мы невинны?..
— Да, — пылко ответствовал Вранцов. — Я ни в чем не нарушал Уголовного кодекса.
— Возможно, возможно, — пробормотал следователь, копаясь в своих бумагах. — Уголовный, возможно… Но ведь не одним уголовным жив человек…
— Я не знаю, что вы имеете в виду, — с дрожью в голосе сказал
Вранцов. — Мне непонятны эти ваши намеки… Но если даже… пусть в чем–то допустим, иногда… Даже в этом случае, что я, хуже других? Хуже всех?.. Да если хотите знать, каждый второй… Почему же именно меня, только меня привлекают? Где справедливость?..
— Ссылки на аналогичные преступные деяния других не могут служить оправданием, — сухо заметил следователь.
— Конечно, у вас на все найдется ответ, — сказал Вранцов с горечью. — Вам бы только
— Быть преступником — это и беда и вина вместе. Но мы занимаемся только виной.
— Как будто я не хотел, — с горечью продолжал Вранцов. — Как будто и мне не хочется, чтобы честно все, справедливо, чтоб открыто все бы делалось!.. Но вы попробуйте у нас. И шагу не ступишь с этими высокими принципами! Зависть, лицемерие, алчность. И к тому же круговая порука. Быстренько научат… Что, сами не знаете, что ли? Первый день на свете живете?.. Впрочем, вы еще молодой человек…
Мяч посреди разговора вдруг сорвался из–под кольца и запрыгал по полу с громким стуком. Вранцов вздрогнул, а следователь встал и ловким ударом левой отправил мяч в противоположный угол, где, не долетев до пола и не коснувшись стены, тот опять как–то странно завис.
— Относительно возраста замнем для ясности, — сказал он между тем. — Но продолжайте, продолжайте — я вас внимательно слушаю.
— Да что продолжать? — махнул крылом Вранцов. — Юнцом был, тоже собирался сеять разумное, доброе, вечное… А потом, когда столкнулся на практике со всяким паскудством… Знаете, как у нас дела делаются…
— Ну да, вас вынудили, втянули. Кто именно? При каких обстоятельствах?
— При каких? Да самых обыкновенных. Но они–то и сильны, неодолимы, знаете ли, эти самые обыкновенные обстоятельства… Попробуйте–ка в этих самых обстоятельствах принципиально выступить, повоевать за справедливость!
— А вы слышали когда–нибудь: «Отойди от зла — и тем самым уже сотворишь добро»?
— Отойди, а с кем останешься? — с вызовом спросил Вранцов.
— Ну, хотя бы с самим собой.
— С самим собой? — повторил Вранцов.
— А что, неплохая компания. Кажется, у Омара Хайяма есть такой простенький, почти детский стишок. Как там у него?.. — и слегка наморщив лоб, следователь продекламировал, припоминая:
Чтоб жизнь прожить, знать надобно немало,
Два важных правила запомни для начала:
Ты лучше голодай, чем что попало есть…
— …И лучше будь один, чем вместе с кем попало, — продолжил
Вранцов знакомые ему строки.
— То–то и оно, — сказал следователь. — Сами все знаете. Тем более, это отягощает вашу вину… Мы еще делаем некоторое снисхождение для неграмотных. А вы дипломированный специалист, интеллигентный человек, кандидат наук, если не ошибаюсь. Значит, все проходили: и этику, и эстетику…
— Вот именно, проходили, — уныло сказал Вранцов. — И прошли мимо…
— Плохо, — не откликнувшись на его шутку, серьезно заметил следователь. — Плохо быть троечником, гражданин Вранцов! Тройка — это, знаете ли, не отметка для такого солидного, проучившегося столько лет дяди… И нечего иронизировать — ваше положение очень серьезно. Вы, наверное, думаете, что, если вас не привели сюда под конвоем, не поместили в одиночную камеру, так это все так, фигли–мигли? Ошибаетесь, гражданин Вранцов: все это очень серьезно.
— Да я и не думал шутить, — испугался Вранцов. — Я вполне сознаю. Не все, конечно, понятно, но я чувствую ответственность…