Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том II
Шрифт:
Если бы такие сведения дошли без промедления до Командующего японским флотом, как я неправильно рассчитывал, то он мог послать в Желтое море для разведки несколько крейсеров, которые, таким образом, были бы отвлечены на 14 мая от Корейского пролива.
Вопрос 23. Почему не все транспорты были отпущены от Седельных островов и часть их пошла с эскадрой? Почему транспортам не было дано рандеву перед боем?
Ответ. При эскадре оставлены были только три вооруженных артиллерией военных транспорта, один коммерческий пароход с необходимым грузом и два буксирных парохода без груза. Оставленные при эскадре
Вопрос 24. Почему начальник транспортов был отпущен с частью транспортов в Шанхай, а не был оставлен при той части, которая пошла с эскадрой?
Ответ. Начальник транспортов ушел с коммерческими транспортами в Шанхай, потому что присутствие его там почиталось мною необходимым.
Вопрос 25. Почему “Кострома”, отстав от эскадры, шла в ночь на 14-е мая с огнями?
Ответ. Госпитальные суда “Кострома” и “Орел” шли в ночь на 14 мая с топовыми огнями, потому что того требовала конвенция о госпитальных судах».
Первый радиоконтакт
«Вопрос 26. Когда впервые перед боем были замечены неприятельские телеграфные знаки?
Ответ. На переходе от Седельных островов к Корейскому проливу, чужие телеграфные знаки впервые получены аппаратами 2-й эскадры вечером 12 мая, но на горизонте (ограниченном, правда, пасмурностью) не видно было ни дымков, ни вершин рангоута.
Вопрос 27. Почему утром 14-го мая было приказано не мешать телеграфированию неприятеля и для этого не воспользовались мощной станцией на крейсере “Урал”?
Ответ. Утром 13 мая чужое телеграфирование возобновилось. Крейсер “Урал” просил позволения мешать чужим переговорам волнами своей так называемой мощной станции (фирмы Телефункен), которая, однако, сама всегда расстраивалась, как только ею начинали действовать. Я не разрешил “Уралу” этой попытки потому, что имел основание сомневаться в том, что эскадра открыта [272] .
Насколько я припоминаю теперь, мне было доложено около полудня 13 мая, что в числе понятых знаков были такие, из которых составлялись японские слова: “десять огней”… “большие звезды”. Но и такой доклад меня не вполне убедил, что эскадра была открыта в предшествующую ночь».
272
Напомню, что до сих пор идут споры: запрос с «Урала» был 13 мая или утром 14 мая.
Когда была открыта эскадра?
«Вопрос 28. Когда впервые эскадра была открыта неприятельскими разведчиками?
Ответ. Я ив настоящее время не могу утвердительно сказать, когда именно неприятельские разведчики открыли нас: Командующий японским флотом в своем рапорте о Цусимском бое говорит, что первым пришел в соприкосновение с 2-ю эскадрою вспомогательный крейсер “Shinano-maru” и только в пятом часу утра в день боя. Но, может быть, в рапорте,
Эскадрою, однако, и крейсер “Shinano-maru” не был усмотрен. Только в седьмом часу утра с правой стороны во мгле обрисовался силуэт крейсера “Idzumi”.
Вопрос 29. Почему не было принято никаких мер, чтобы не допустить неприятельских разведчиков на вид нашей эскадры?
Ответ. Я уже показывал, почему нами не применена была дальняя разведка, которая могла бы если не пробиться через цепь неприятельских разведчиков, то во всяком случае показать наши крейсера неприятелю ранее, чем его разведчикам удалось бы увидеть остальные суда 2-й эскадры».
Как пособничество неприятелю
«Простым изложением взводимого на меня обвинения я старался выяснить, как несовместимо применение дальней разведки в том случае, когда вслед за нею должен иметь место прорыв слабейшей эскадры через узкость, сильно обороняемую.
И как странным мне представляется стремление рейдом своих разведчиков возбуждать в подобном случае напряженность внимания противника и упреждать на несколько часов его готовность к отпору: ведь, без всякого сомнения, цепь неприятельская, столкнувшись с нашею, должна бы была в самый момент столкновения сообщить своему адмиралу столь нетерпеливо им ожидаемое известие.
Следовательно, соединенными усилиями наших и неприятельских разведчиков японский флот мог бы быть осведомлен о приближении нашей эскадры несколькими часами раньше, чем если бы мы ему в том не помогли.
Словом, насколько всем очевидна безусловная важность посылки японцами разведочной цепи, чтоб не прозевать нашего прорыва, настолько мне был и остается ясным безусловный вред предпосылки разведчиков от той эскадры, которая должна неотложно прорываться.
Посылка крейсеров по направлению к Корейскому проливу могла бы иметь смысл, если бы я решил не прорываться вовсе тем проливом или прорываться им через большой промежуток времени, в течение которого частыми появлениями моих крейсеров можно было бы приучить неприятеля к мысли, что я только задался целью беспокоить его демонстрациями.
Но, как я уже объяснял, состояние снабжения эскадры не позволяло мне тратить время на продолжительные демонстрации. Я должен был ограничиться демонстративным движением к Шанхаю и посылками крейсеров в Желтое море и по восточную сторону Японских островов.
При этих условиях посылка к проливу такой разведки, которая лишь на несколько часов предупреждала бы прорыв эскадры, не представлялась и не представляется, на мой взгляд, ничем иным, как пособничеством неприятелю.
Моим вышеизложенным соображениям могут быть противопоставлены указания на те преимущества, которые получил японский флот вследствие того, что им были высланы крейсера на разведку.
На такие указания я могу ответить повторением утверждения моего, что преимущества неприятеля были бы еще больше, если бы его разведчики встретили моих несколькими часами раньше, чем они встретили мою эскадру».