Цвет боли: белый
Шрифт:
— Ну ты и подкована… А прикидывалась, что ничего не знаешь о шибари.
— Это не осведомленность, Бритт, это сама философия отношений топ — боттом, тем более в шибари. Ты отдаешь себя в руки и во власть топа, его обязанность не причинить тебе невыносимой боли и не довести до беды, но прислушиваться к твоим советам, как и что сделать, он вообще не должен, иначе он не топ, а исполнитель твоих прихотей.
Бритт с сомнением посмотрела на меня и помотала головой:
— Нет уж, я лучше буду госпожой, чем рабыней.
— Тогда не лезь в шибари,
— Ждать задом кверху, когда тебя возьмут? Экзотика, конечно, но не для меня.
Я не обратила внимания на ключевые, как оказалось, слова Бритт о том, что лучше быть госпожой. А зря, потому что это едва не привело к печальным последствиям. А заниматься шибари мы не прекратили, мы с Ларсом, потому что он видно решил выбить клин клином, но не в квартире фру Сканссон, а привезя меня в свою в «Квартале жаворонков».
— Ты собиралась подчиняться? Подчиняйся. Я помню о твоих проблемах и физических, и моральных. И о том, что у тебя строптивый характер, тоже помню. Доверься мне, Линн, проблем больше не будет.
Как же ему объяснить, что проблемы могут возникнуть из ничего, я и сама не могу предусмотреть момент, в который вдруг начнется паника. К тому же у меня болел низ живота, доктор, так похожий на Клуни, не прав, мне еще рано заниматься сексом. Но как отказать тому, кого любишь?
Подвал и снафф‑видео не собирались отпускать. Отпустят ли вообще, не сломало ли мою психику пребывание там? У моих подруг по несчастью пострадали тела, а у меня мозги. Как выбраться из этого кошмара? Смогу ли я сделать это сама или лучше попросить помощи у Ларса? Нет, лучше сама, как можно просить другого уничтожить тараканов в своей голове? Решит еще, что я подобна Жаклин.
Вспомнив о Жаклин — сестре Мартина, которая из‑за душевной болезни живет в замке в своем крыле и никуда не показывается, а так же о том, как бережно обращается с ней Ларс, я почувствовала облегчение и боль одновременно. Он не бросит меня, будет опекать, оберегать, заботиться, но это не та забота, которой мне хотелось бы.
Представила себя, живущей под крылышком Ларса и его Свена в замке, и его, улетающего в Лондон или еще куда‑то, чтобы отдохнуть от психопатки, и стало так больно, что горло сдавило кольцом. Тут же участилось сердцебиение… еще шаг и клапан залипнет!
Я заставила себя задержать дыхание и успокоиться. Сколько могла, стояла, не пытаясь вдохнуть, просто понимала, что неудачная попытка может вызвать настоящую панику. Медленно потянула воздух в себя. Совсем чуть‑чуть. Получилось. Выдохнула, снова вдохнула…
Какой кошмар, неужели это будет со мной всегда?
Нет, я справлюсь, пойду на какие‑нибудь курсы, к психотерапевту, наконец. Я успокоюсь, и все пройдет, я же нормальная шведка, не истеричка, не дура, просто однажды побывавшая в тяжелой ситуации… У меня нет даже депрессии, которая у каждого второго, если не первого.
В
В квартире ничего не изменилось, но заметно, что здесь никто не живет. Мелькает мысль, где же живет сам Ларс, не на Кунгсхольмене же? До острова далеко… Хотя, кто знает, сколько у него еще квартир в Стокгольме?
И снова Ларс отвечает на мои невысказанные вопросы:
— Я живу на Кунгсхольмене.
Та квартира у меня связана с образом красивой и уверенной в себе Джейн Уолтер. Тоже мало приятного. Но если об этом думать, то скоро во всем Стокгольме негде жить будет, кроме разве СоФо.
— Ты только с Бритт играешь? Со мной не хочешь?
Это нечестно, он отлично знает, как я люблю его собственное исполнение хорошей музыки, неважно, на рояле или скрипке.
Ларс протягивает мне скрипку и садится за рояль.
— Что будешь играть?
Некоторое время мы играем, но уж слишком заметно, что мысли обоих откровенно далеки от музыки. Ларс прерывает игру посередине мелодии, встает и, отняв у меня скрипку, берет за руку:
— Пойдем.
Но идем мы вопреки моим ожиданиям не в комнату боли, а в душ.
— Я уже забыл, как ты выглядишь голой.
Я судорожно вспоминаю, не появились ли безобразные целлюлитные впадинки? Но уже поздно, Ларс бережно раздевает меня и констатирует:
— Черт! Еще лучше, чем раньше. Ты хорошеешь с каждым днем, я буду ревновать.
Неудачная шутка, и он понимает это сам. Смущенно набрасывает на мои плечи свою рубашку:
— Тебе идет, когда сверху рубашка, а внизу ничего.
— Ларс!
— Да, дорогая…
Боже, как я люблю это его «дорогая», оно обещает неземное блаженство!..
Секс в душе прямо под струями воды, в рубашке… и плевать на все запреты. Тело быстро вспоминает, каково это — выгибаться дугой от одних прикосновений его рук, задыхаться от игры языка, замирать от нежности и бешеного желания одновременно.
Бритт всегда твердила, что для нее хорош только чумовой секс, когда одежда летит клочьями, а страсть зашкаливает. По‑моему, она просто не испытывала вот такого — медленно сводящего с ума, несущего на волне не бешеной страсти, а нежности, и только потом, в конце взрывающегося вулканом чувств. Иногда предвкушение лучше того, что ждешь, пусть не лучше, но желанней. Много теряют те, кто предпочитает бурный секс предварительным играм.
С Ларсом я познала это сполна.
Обессиленную, он перенес меня на руках в комнату и бережно уложил на диван.
На то время, пока мы в квартире на Эстермальмсгатан, Ларс заставляет меня забыть обо всем плохом, что случилось, я таю в его руках, от его губ, дрожу при любом прикосновении и млею от предвкушения каждого следующего.
Что особенного в том, чтобы провести пальцами по позвоночнику, обвести округлости ягодиц, погладить их?..
— Почувствуй свое тело, каждую клеточку. Я помогу тебе.