Цвет боли: красный
Шрифт:
— Много ли человеку надо? Сначала отходить кошкой, а потом приложить лед.
Одной рукой он держит на моих ягодицах лед, а вторая… Когда его пальцы касаются взбухшего клитора, стон следует такой, что не заглушает даже кляп. Еще мгновение, и я кончу.
— Линн!..
И… Я столько ждала этого! Он рывком расстегивает ремень на моем поясе… За то, что происходит потом, можно вытерпеть и порку. Ощущения непередаваемые, потому что на моем горящем огнем заду лежит лед, а Ларс берет меня. Наконец-то! Чтобы не касаться пострадавших ягодиц, держит за талию,
Потом я совершенно без сил лежу на столе все еще с кляпом во рту и скованными руками, а он сидит, привалившись к моим ногам.
— Сумасшедшая! Если ты будешь кончать прямо под плетью, я буду трахать тебя также с плеткой в руке.
И я, ужасаясь себе, мычу:
— Угу.
— А делает вид, что недотрога.
Я возмущенна, хотя Ларс прав.
Он счастливо смеется:
— Я же говорил, что в душе ты развратница, нужно только эту душу раскрепостить.
Немного погодя Ларс отстегивает меня, чтобы поднять, освобождает от кляпа и наручей… После порки и секса ноги меня не держат, приходится на руках переносить на кровать. Уложив на бок, он осторожно смазывает пострадавшие части и снова прикладывает что-то освежающе-заживляющее. По нижней части тела разливается приятная прохлада.
— Дай посмотрю грудь.
Он меняет компресс на груди, с удовольствием замечая:
— Красноты почти нет и опухоли тоже. Заживает хорошо, быстрее, чем Николас сказал.
Встает перед кроватью на колени, заглядывает в мое зареванное лицо:
— Как ты?
— Хорошо.
— Правда, хорошо?
Я смущенно улыбаюсь:
— Очень.
Несмотря на боль, мне действительно очень хорошо.
— И ты не заберешь у меня ключ?
— Нет.
— Я буду приходить каждый вечер…
Тут я пугаюсь:
— Ты же не будешь пороть меня каждый вечер?!
— Пороть нет, а трахать — да. Ты против?
Мое лицо явно становится одного цвета с истерзанной попой.
— Я спросил: ты против?
— Нет.
— Не слышу.
— Нет, Ларс, ты же прекрасно это знаешь.
Что в его глазах, совершенно непонятно, но они не отрываются от моих глаз.
— Я хочу слышать от тебя, что ты желаешь, чтобы я тебя трахал. И как можно чаще.
— Хочу.
— Еще.
— Очень хочу.
Вот теперь глаза смеются, словно отпустило. Ларс притворно покорно разводит руками:
— Твое желание для меня закон.
— Ну да?
Его лицо близко от моего:
— В этом да. Мы с твоим телом заодно. Сговорились. Оно будет мучить тебя, чтобы доставлять мне удовольствие. А твою гордость мы пропустим через такие страхи… Помучаем, заставим скулить от желания. Если ты думаешь, что будешь вот так легко получать секс, то ошибаешься. Это только первый раз. Отныне ты будешь его ждать и зарабатывать. Изводиться от желания, не сможешь думать ни о чем другом…
Я
— Но ты же меня выпорол…
— И порку будешь ждать и желать.
— Я не мазохистка.
Он смеется:
— Еще какая! Посмотрела бы на себя во время порки. Кончить от плети… Ты не поняла главного: я разбудил твое тело. Знаешь, чем отличаются извращенцы от остальных? У тех, кто называет себя нормальными, главенствует голова, а у извращенцев она слушает тело. Тебе же приятна порка, несмотря на боль, на страх, приятна. Я тебя порю, а ты ревешь счастливыми слезами. Но разум твердит, что это ненормально, что это извращение, и тело подчиняется. Обиженное тело, заметь. Давай не будем его обижать. Я тебе уже говорил это однажды.
— Я помню.
— Линн, если ты в состоянии соображать, послушай, если уже нет, просто помотай головой.
— В состоянии.
— Запомни то, что я тебе сейчас скажу, обдумаешь позже, когда придешь в себя. Помнишь, какими хотят видеть мужчины женщин? На улице королевами, на кухне хозяйками, а в постели шлюхами. Я не исключение и очень хочу, чтобы на королевском приеме ты была королевой, когда занимаемся викингами — умницей, а за закрытой дверью только передо мной настоящей развратницей. Ты именно такая — можешь держаться по-королевски, настоящая умница и настоящая шлюха.
Он останавливает рвущиеся из меня возражения по поводу последнего определения.
— Шлюха не значит продажная женщина. Пойми, если только для меня, то не просто можно, а нужно. Я хочу и заставлю тебя делать это, чтобы за закрытой дверью наедине со мной ты была бесстыдной и жадной до ласк, чтобы жаждала меня. Для этого нужно освободить тебя от твоих внутренних зажимов. Перед кем-то будь скромной, строгой, сдержанной, от этого я буду заводиться только сильней, а в спальне будь бесстыдной. Но только за закрытой дверью и только со мной. Замечу хоть один взгляд на другого — убью. Ты понимаешь, о чем я говорю?
— Да.
— По тому, как ты краснеешь, вижу, что поняла. Запомни то, что услышала, обдумаешь потом, когда меня не будет рядом. Но не надейся, что я перестану тебя совращать и развращать.
У меня какое-то полусонное состояние, но не потому что поздно, просто слишком много эмоций, боль отступила, удовлетворенному телу слишком хорошо, чтобы я могла о чем-то думать и что-то обсуждать…
Ларс тихонько смеется:
— В сон клонит? Поспи. Я все уберу и тихо посижу. Но на ночь уйду. Остался бы, но твою грудь нельзя трогать, а я не удержусь.
Он укрывает меня, ласково целует в щеку, и я проваливаюсь в сон под нежную музыку. Ларс взял мою скрипку… Сквозь сон я вспоминаю, что в компе не стерты его снимки. В ноутбуке ничего нет, а в том, что дома, есть. Только бы не полез туда…
Просыпаюсь утром свежей и довольной жизнью. Грудь почти не болит.
Когда звонит Марта с вопросом: «Ну как, жива?», я только смеюсь:
— Выжила.
— Сильно выпорол?
— Не знаю, наверное, я же другого не испытывала.