Цвет мести – алый

Романова Галина Владимировна

– Почему? – изумился он в ту ночь, он ведь только что любил ее, любил страстно, исступленно, с диким воем и напором входя в нее. – Почему я не мужик?

– Настоящий мужик разве позволил бы мне изменять ему? Тю-ууу, нет, конечно! – Она уже почти уснула, и слова ее были невнятными, но он все равно услышал, уловил, как она закончила: – Он бы давно уже убил меня, Коленька…

И он убил ее!

Не в ту же ночь и не на следующее утро. Он убил ее через год после того, как она неосторожно дала ему посыл. Тщательнейшим образом он готовил ее убийство. Продумал все до мелочей. Вплоть до того, что начал

периодически звонить ее родственникам, с которыми она общалась от силы раз в три года, и сетовать на то, что Светланочка куда-то периодически пропадает. Мол, собирает вещи и уезжает в неизвестном направлении, не сказав ему ни слова. Она случайно не к родне подается в такие моменты?

Нет, не к ним, конечно. Родственники были дальними, близких у Светланочки не было. Общение их было очень редким и прежде, а с годами и вовсе почти сошло на нет. Но рисковать не стоило, и Шубин подготавливал их реакцию заранее.

Потом он таким же образом «готовил» соседей. Однажды ему пришлось даже расплакаться на плече у их соседки по лестничной клетке. И признаться, что Светланочка, кажется, нашла себе кого-то и собирается с ним развестись.

– Давно пора! – возмущенно отозвалась соседка. – Думаете, мы не видим и не замечаем вовсе, как она над вами измывается?! Как возвращается домой под утро, то пьяная, то лохматая? Терпения мы вам желаем! Ангельского терпения!

Он и терпел. Терпел и готовился. Нашел место, где убьет ее. Нашел и место, где захоронит ее и уничтожит ее вещи. Осталось…

Осталось подготовить самого себя. Он был вполне готов к самому убийству. Денно и нощно думал об этом. Не был готов Николай Васильевич к тому, чтобы начать потом как-то жить без нее – без Светланочки. Она ведь – плохая ли, хорошая, – но всегда возвращалась к нему. Дурно обходилась с ним, да. Оскорблять его стала чаще. Унижением тоже не брезговала. Но бывало так, что и за чаем она рассмеется, и по голове его погладит. И телевизор вместе с ним посмотрит, привычно пристроив свою непутевую буйную головушку на его коленях.

В такие моменты ему хотелось рыдать, сжимать ее в своих руках и не отпускать – никогда, никуда, ни к кому.

Светланочка отрезвляла его быстро.

– Ой, вот только не нужно ничего такого придумывать о нас с тобой, Коленька! – безошибочно угадывала она его настроение. – Нас с тобой не было, нет и не будет. Знаешь, почему?

– Почему? – сипел он в ответ, боясь шевельнуться.

– Потому что тебя просто нет. Тебя нет! Ты даже не тень!..

И он вновь планировал ее убийство, во всех деталях планировал, ненавидя ее и любя одновременно.

Почти через год все было подготовлено.

Родственники укрепились во мнении, что Светка – непутевая баба. Раз в пару месяцев срывается куда-то за бугор, наверняка зарабатывает там деньги одним местом. И ему нечего переживать, давно бы уже другую бабу себе завел. И им звонить – тоже нечего, они-то что могут поделать? Сгинет – и сгинет где-нибудь, сама так хотела. Кто себе приключений на одно место ищет, тот их непременно находит.

Соседи тоже давно его подговаривали найти себе кого-нибудь. Даже принялись периодически сватать за него одиноких и разведенок. Он и им мозги пудрил, время от времени загружая в машину чемоданы. Мол, Светланочка звонила, просила вещи привезти,

уезжать собралась.

А она вдруг возьми и соберись по-настоящему!

Вернулась как-то под утро и начала в большие сумки тряпки свои с полок шкафа сбрасывать. Лихорадочно так, быстро, будто торопилась куда-то.

– Ждет тебя, что ли, кто-то? – не понял он, топчась за ее спиной в полосатых пижамных брюках, которые она терпеть не могла. – Куда ты так торопишься? Почему так рано?

– Надо, – коротко отрезала она и вдруг присела с полотенцами в руках на край кровати, глянула на него затравленно. – Отвезешь меня на вокзал, Коленька?

– Отвезу, – кивнул он и отвернулся.

Он быстро оделся и сразу же принял решение: сейчас или никогда! Он много раз делил ее с кем-то, но отпустить ее насовсем – не сможет, это точно. Но она вдруг удивила его, поцеловав на пороге квартиры. Поцеловала, всхлипнула и, глядя куда-то в сторону, произнесла:

– Я принесла тебе много горя, Коленька. Прости!

– Все прошло, – вымолвил он, обнимая ее крепко на прощание. – Все прошло… Я отпускаю тебя, Светланочка. Кто он?

– Нет никого, Коленька. Никого нет, – кажется, она говорила правду. – Просто я поняла, что нам нужно расстаться. Иначе…

– Иначе что? – Он взял в руки ее тяжелые сумки.

– Иначе ты меня в один прекрасный момент просто убьешь, – прошептала она и с суеверным ужасом глянула в его глаза. – А я жить хочу!

Когда они выходили из подъезда, она чуть впереди, он чуть позади, с ее сумками, навстречу им попалась соседка со второго этажа, она выводила по утрам собаку.

– Уезжаете, Светлана? – вежливо поинтересовалась она, поздоровавшись, и взглянула на Николая с сочувствием. – Далеко, надолго?

– Далеко и навсегда, – буркнула Светлана, соседей она не любила, прекрасно понимая, что они о ней говорят. Показала в спину соседке язык. – Замуж я вышла, понятно?

Она почуяла опасность, как только они съехали с главной дороги в переулок и свернули к выезду из города.

– Вокзал не там, Коленька, – прошептала она, вся помертвев.

– Знаю, милая. Знаю! Ты ничего не бойся. Я просто… Просто хочу показать тебе одно место, я там дом собирался построить. Думал, может, тебе понравится, и ты… И ты останешься.

Она промолчала. Заметно было – не верит ему, а верить-то хотелось! Не верить-то было жутко.

Он завез ее в лес, в то место, которое давно уже облюбовал и подготовил. И яму заранее вырыл. Закидал ее ветками и всякой ветошью, чтобы ее снегом не замело, листвой не засыпало. И место, где вещи ее сжечь планировал, тоже было готово.

– Тут, да?

Светланочка выбралась из машины, подчиняясь его просьбе. Встала в центр крохотной полянки, оглядываясь по сторонам.

– А как тут возможно дом построить, Коленька? Здесь же так далеко от дороги. Нет никаких коммуникаций и…

Было начало марта, но к тому времени снег в этом месте успел растаять почему-то. И он подумал, что это хорошо, крови не будет видно.

– Раздевайся, – потребовал он, и она подчинилась, сняв пальто и шапку. – Нет, догола раздевайся!

Она заплакала – тихо, безвольно, но вновь подчинилась, оставшись лишь в шерстяных носочках. Так и стояла в центре оттаявшей полянки – голышом, в одних носочках.