Цвет моих крыльев
Шрифт:
– Дверь закрой, я сказал, – вздохнул Кьяло, лениво отбиваясь от моего страшного оружия. – Ту, через которую мы вошли.
– Сразу не мог сказать? – проворчала я, протискиваясь обратно. – И как я ее закрою, если замок снаружи должен висеть?
– Ну, просто прикрой, чтоб в глаза не бросалось. Вернемся – запрем.
– Главное, чтоб нас самих здесь не заперли, – нахмурилась я, в порыве вдохновения накладывая на дверь сразу два заклинания – для отвода глаз и чары неоткрываемости. В кладовке сразу стало темно и как-то жутковато. Но ровно до того момента, пока Кьяло не запалил масляную лампу. И откуда только достал… – Слушай, а когда Рисса уходила, это ты потом замок обратно вешал?
– А она не здесь выходила. У нее свои пути.
– И
– Вас, между прочим, никто со мной идти не просил! А она не вернется, пока я ей не прикажу.
– И вот тут мы возвращаемся к самому интересному. – Я снова шутливо кольнула Кьяло вилкой в бок. – Почему ты ей приказываешь? И кто она вообще такая?
– Идите за мной… – Берсерк смело шагнул в темный тоннель, обнаружившийся за потайной дверью. – Вам действительно так надо это знать?
Я призадумалась. Может, он прав, и эта тайна из тех, в которые лучше не совать свой нос, если хочешь его сохранить? Но ведь шаг уже сделан, а возвращаться с полпути – это не для меня.
Флайяр, кажется, подумал о том же самом:
– Не обижайся, но ты о нас знаешь очень многое. Такое, чего в здравом уме никому не рассказывают. Мы немало вместе испытали, хоть я большую часть этих приключений и пережил на копытах и под седлом. И мне никогда – слышишь, никогда – даже в голову не приходило, что ты можешь рассказать кому-то обо мне что-то такое, что могло бы помешать, скажем, карьере отца. Или моей карьере в будущем. Или просто стать поводом для шуток. И я никогда не боялся быть при тебе самим собой, хоть это и чревато некоторыми не очень приятными последствиями. – Глазастый выразительно потрогал разноцветный синяк. – И я не знаю, что у тебя там за тайны, но неужели ты думаешь, будто, узнав их, мы сразу же нарисуем красочные транспаранты и пойдем в народ рассказывать всем встречным и поперечным…
– Понял, понял, – перебил Кьяло его словопоток. – Просто это действительно не моя тайна. Но если хотите… – На несколько секунд парень замолчал, подбирая нужные слова. – Дело в том, что Рисса – мой телохранитель.
– Что? – осторожно переспросила я, боясь, что ослышалась. – Да ее же одним пальцем перешибить можно!
– Ну, на самом деле она не такая уж и слабая, просто хорошо маскируется. Короче, это длинная история. Я ведь вам говорил, что меня из дома выгнали?
– Раз сто! – хмыкнул Флай.
– Ну вот… А почему выгнали, не говорил. Дело в том, что я подрался с сестрой.
– И что с того? Я со своим старшим братом по семь раз на дню дрался! – пожал плечами Глазастый.
– Вот именно, что со старшим. А она у меня младшая. Три года разницы. Совсем тогда малявка еще была. А я – тоже болван малолетний, но силы-то немерено… Короче, строила она какой-то дворец песочный, а я его раздолбал шутки ради. Ярка разревелась и налетела на меня с кулаками. А какие там у нее могли быть кулаки? Я и ударов-то не чувствовал! Но мне эти нападки надоели, я ее оттолкнул… Сначала несильно. Но она снова ко мне приставать начала. Я терпел, терпел… Потом еще раз толкнул, уже ощутимо. А она подобрала какой-то камень и в меня кинула. Даже не добросила… Но меня это почему-то так разозлило! Я налетел на нее, ударил, она упала, я снова ударил… Так и бил, пока злость не улеглась. А потом выяснилось, что у нее рука сломана, несколько ребер, нос, губа разбита, щека разодрана… А она же девочка, как ей потом с таким лицом. Да и вообще ее после этого еле откачали. А когда меня спросили, как это случилось, я соврал, что не мог себя контролировать. Мол, нашло что-то, в глазах потемнело, дальше не помню. Врал, конечно. Мог я остановиться, тысячу раз мог.
Кьяло замолчал и оглянулся на нас. Флай смотрел на него с едва заметным осуждением, я – с любопытством. Избитую девчонку было, конечно, жалко, но, при чем тут Рисса, я пока упорно не понимала и, чтобы хоть как-то заполнить
Но наш Сусанин уверенно шел вперед. Казалось, он уже неоднократно пользовался этим проходом и был достаточно уверен в его надежности. Только вот боюсь, что во время его предыдущих вылазок сверху не капала дождевая вода, просочившаяся с поверхности.
Короче, подземный ход оказался весьма мрачным местом. А рассказ Кьяло только нагнетал атмосферу:
– Знаете, отец меня тогда даже ругать не стал. Просто сказал, что я больше ему не сын, и с этого момента никогда со мной не разговаривал. А мать… у нее истерика была, и она кричала, что если я себя не умею в руках держать, то никогда и не научусь, и что я – наказание для всех, кто меня знает, и что я проклят… Знаете, она же не ведьма, моя мама. Она обычный человек. Но в тот момент мне показалось, будто она меня насквозь видит. И я действительно проклят. С того самого момента, как соврал. И теперь я на самом деле иногда не могу остановиться. Так что никто меня из дому не выгонял, я сам ушел. Потому что не мог там больше находиться. Я там чужой теперь. Вот! Можете начинать меня презирать!
На парня было жалко смотреть. Кажется, он никому и никогда не рассказывал эту историю и вообще изо всех сил пытался ее забыть. А я почему-то чувствовала себя очень неловко, словно вытащила наружу из глубины души что-то грязное и выставила на всеобщее обозрение.
– Ну, у всех бывают ошибки, – смущенно кашлянул Флай, – особенно в детстве. В конце концов, тебе сколько лет-то тогда было?
– Шесть. А Ярке три. Почти. Через два дня у нее день рождения должен был быть.
– Ну, так она небось и не помнит ничего уже. А ты тоже на себя наговариваешь! Дети – вообще жестокие существа. В шесть лет многие и без всяких проклятий глупости делают и на самом деле ничего не соображают.
– Но я-то соображал! – Голос Кьяло сорвался на крик.
– Ладно, ладно, соображал, верю. Только я, честно говоря, никак не пойму, Рисса-то тут при чем?
– Да ни при чем в принципе, – вздохнул наш проклятый, – просто мне вдруг показалось, что вам нужно знать обо мне еще и это. Чтобы мне действительно больше нечего было от вас скрывать. А Рисса… Дело в том, что она мавка, а не человек.
– Нежить? – Я едва успела подхватить нижнюю челюсть, устремившуюся в направлении пола.
– Да, нежить. Но так сложилось, что их племя в долгу перед моим родом. И они подчиняются нам, приносят клятву верности. И Рисса давным-давно принесла эту клятву мне. Так что теперь она сама, ее тело и душа… ну и далее по тексту… это все принадлежит мне. И как только она узнала, что я здесь, в академии, то сразу же приехала.
Я лениво сопоставила даты и выразительно хмыкнула.
– Знаешь, учитывая, что она приплыла из Лессы… Ведь из Лессы же? – Я дождалась кивка и продолжила: – Тогда выходит, что она отправилась в путь даже раньше, чем мы сами узнали о том, что едем в академию. Это как понимать?
– Вот у нее и спросишь. Только не надо во всем искать подвох. Просто учти – я ей доверяю целиком и полностью. Может, мы просто чего-то не знаем.
Я промолчала, потому что, честно говоря, о мавках не знала вообще ничего, кроме того, что они существуют. Память, правда, услужливо подсунула какую-то полусказочную ерунду о воскресших некрещеных младенцах, но я поспешно выкинула этот бред из головы. В нашем мире этот вид нежити точно появился раньше христианства, поэтому никакой привязки к религии иметь просто не мог. Да и здесь скорее всего тоже.