Цвет надежд — зелёный (сборник)
Шрифт:
— Сложнее? А ты умеешь подводить баланс? Или закрывать счет? Или заказать шестьсот тюков кофе «Сантос»? ФОБ. [1] Рио-де-Жанейро. По-английски. Впрочем, ФОБ — это недоступно твоему скромному соображению.
— Ничего подобного. Просто мне это неинтересно. Я собираюсь стать химиком.
— В прошлом году ты хотел стать летчиком. Долби свою образующую, пока не решил, кем станешь.
Из кухни вернулась Ингрид, она приготовила все для кофе.
— Вы что, ссоритесь?
1
Отправка
Уве стоял посреди комнаты. Теперь он подошел и сел у журнального столика.
— Это все Грета со своими глупостями, — сказал он. — Она, видите ли, уже знает, кем будет. Думаю, самое меньшее, на что она согласна, это на пост генерального консула, директора или главного управляющего.
— А вот захочу и стану. Это раньше такие посты могли занимать только мужчины. Теперь все иначе. А ты радуйся, если тебе удастся получить какую-нибудь секретарскую должность.
— И когда ты намерена стать генеральным консулом? К пасхе?
— Не притворяйся более глупым, чем ты есть. Все генеральные консулы старые и седые.
— Тогда у тебя в запасе есть еще годика два!
Одно мгновение казалось, что Грета сейчас швырнет в него диванной подушкой. Но мать помешала ей.
— Пожалуйста, перестаньте. Вы забыли, что сегодня папа вовращается домой?
— Не волнуйся, мы ничего не забыли.
— У вас в школе говорят об этом?
— Конечно. Ведь об этом писали в газетах.
— Но имя там не указывалось.
— Ну и что! Не так уж трудно и догадаться. И ребятам и учителям. Правда, наш воспитатель ничего не сказал. Но был сегодня добрей, чем обычно. Да и ребята тоже. Все, кроме Вилли. Он обозвал меня Зеленым побегом. Если бы переменка не кончилась, я бы ему задал.
— Да нет, Уве. Он просто хотел сострить. Тебе и Грете придется теперь запастись терпением. Бог терпел да и нам велел, как говорит дедушка. Если кто-нибудь станет вас дразнить, не отвечайте. Сделайте вид, будто ничего не слышали, и они отстанут.
— Мне-то никто ничего не скажет, — заявила Грета. — У нас все достаточно взрослые и тактичные люди.
Уве фыркнул.
— Тактичные! Просто это означает, что они чешут языки у тебя за спиной.
На мгновение Ингрид охватило чувство безысходности. Теперь вся затея казалась ей не просто трудной, но и безнадежной. Если даже дети не могут между собой договориться, если даже они препираются друг с другом… Да и сама она уже вчера чувствовала себя то больной и подавленной, то веселой и бодрой — такое чувство, будто ни тело, ни душа не понимают, чего им хочется.
Но отступать некуда. Им всем предстояло пережить то, что суждено.
— Перестаньте! — вдруг вырвалось у нее. — Не надо говорить об этом ни со мной, ни с другими.
— Но ведь об этом пишут газеты.
— Фамилия там не указана!
— А днем об этом передавали по радио.
— Без фамилии!
— А вечером это наверняка покажут по телевизору в последних известиях.
Брат и сестра произнесли эту фразу почти одновременно. Ингрид попыталась истолковать это к лучшему.
— Конечно, покажут. Как раз для того, чтобы люди не делали изумленных лиц и не задавали ненужных вопросов. Мы должны относиться
— Легко сказать.
— Почему? Вы всегда должны помнить: он сдедал это ради нас. Чтобы не разлучаться с нами. Ему надо помочь.
Она умолкла. Грета выглядит смущенной. Уве делает вид, что с головой ушел в учебник.
Тишину нарушает звонок в дверь.
— Это он. Надо погасить лишний свет.
Ингрид в последний раз оглядывает стол, накрытый для кофе, гасит верхний свет и торшер возле кресла.
— Что ж, мы так и будем сидеть в кромешном мраке?
— Да, пожалуй, так не годится. Зажгите настольную лампу и бра над телевизором. Сиди, Грета. Я сама открою.
Ингрид выбегает в маленькую прихожую и распахивает входную дверь. Но на лестнице, освещенной слабой лампочкой, стоит вовсе не Густафссон.
— Дедушка? — Ингрид немного разочарована. — А я думала…
— А кто же еще? Где новости, там и сорока.
Дедушке, невысокому крепкому старику, трудно дать его восемьдесят лет. Он живет неподалеку и наведывается к ним по особым событиям. Нынче и есть такое особое событие. «Вообще-то, хорошо, что он пришел, — думает Ингрид. — Чем больше нас будет, тем легче будет беседовать».
— Мы всегда тебе рады, — говорит она.
Дети выглядывают из гостиной и здороваются с дедушкой.
— Здорово, дед! — говорят они и снова утыкаются в свои книги.
Дедушка садится на тахту. Интересуется, когда должен приехать Пер.
— По телефону он сказал, что приедет в пять. Доктор обещал довезти его до самого дома. Он такой любезный. Надеюсь, что большинство людей будут также внимательны к Перу. Как тебе кажется, дедушка?
— В мои годы человек уже не верит ни хорошему, ни плохому. В молодости веришь в людей, а в старости — в бога. Но в случае с Пером я уж и не знаю, в кого лучше верить. Впрочем, в тебя я верю. Что скрепил бог, столяру переклеивать не придется.
Грета захлопнула книгу.
— У тебя, дедушка, на все найдется поговорка.
— Они проверены временем. Сколько раз они помогали мне не падать духом! Дольше хранится та пища, что посолена слезами. Вспомни эти слова, когда тебе придется туго.
— У Пера большой выбор, — говорит Ингрид. — Сегодня утром звонили и предлагали ему место ночного сторожа на какой-то фабрике. Я записала номер телефона.
— По-моему, это как раз то, что нужно.
— Куратор тоже так считает, он заходил сюда днем. Но он говорит, что Пер уже дал согласие работать в мебельной мастерской.
— А это еще лучше, я всегда был за это. И его отец, и я были столярами, если б он захотел, то в любой день мог бы начать работать вместе с нами. Если не ошибаюсь, он и на косметической фабрике начинал столяром.
— Вообще-то да. Он подрядился, чтобы оборудовать у них контору, а потом они предложили ему остаться и посулили хорошее будущее.
— Ничего себе будущее, — буркнул дедушка. — Когда же он начнет работать, завтра утром?
— Нет. Он будет работать в вечернюю смену. В вечерней смене всего шесть человек, — объясняет Ингрид, напряженно прислушиваясь. Вдруг она поднимает руку: