Цвет надежд – зеленый
Шрифт:
– Угу, – Густафссон глядел на проходящее мимо семейство, не спускавшее с него глаз, и почти не слушал, что ему говорил Пружина.
– Точно. Все переменится. Дай только срок! Помнишь, как зрители от восторга чуть не затоптали Ринго Старра? Парни чертыхались, девчонки выли. Представь себе, что такое же столпотворение случится и из-за тебя, а? Вот будет реклама!
– Да, да, я слушаю.
– Еще я наладил контакт с фирмой, выпускающей пластинки. Вернее, сразу с двумя. Они обещали обратиться к нам позже. Позже! Это когда я делаю им предложение! – Пружина снова нырнул под прилавок, чтобы раскурить
– Не болтай чепухи!
– Придется научиться. Представь себе… глаза у тебя завязаны… высота двадцать метров… все ждут, что ты вот-вот свалишься… От страха у зрителей текут слезы.
– Это меня не интересует.
– Ладно. А что тебя интересует? – Пружина вытащил из кармана бумажку. – Вот еще один куплет к песенке, которую я сочинил для тебя:
Я глядел на небо из окна,
горько укоряя злую долю.
– Если б ты только знал, до чего иногда бывает трудно найти нужную рифму. Я уж пытался по-всякому: и «кролю», и «полю», но все не подходило. И вот, наконец, получилось само собой:
Но пришла зеленая волна,
разрешившись, вышел я на волю.
Густафссон оборвал его:
– Что, что – разрешившись? Я все-таки не женщина. Мне это не нравится.
– Мы должны считаться с тем, что нравится публике, а не тебе. Нам ее надо завоевать, парень! Вот, придумал: Зеленый театр в Лунде! Здорово, а? Как раз то, что нужно. Не в бровь, а в глаз! Местный колорит и все такое. «Зеленка в Зеленом театре». Какие можно сделать афиши! Я просто их вижу. Я…
Пружина разошелся, он был исполнен энтузиазма, его так и распирало от идей, он мог говорить о них часами. Но неожиданно к прилавку подошла женщина, которую они приняли за покупательницу.
21
С незапамятных времен мужчина считал себя охотником, а женщину – добычей, ибо она создана, чтобы покоряться. Он активен, поэтому он охотится. Ее берут в плен, потому что она ждет.
Роковая ошибка! Разве ждет только дичь? А вы видели когда-нибудь кошку, подстерегающую крысу у ее норы? А щуку, замершую в осоке?
Дама, вступившая в изобилующий товарами универмаг Шабрена, уж никак не относилась к тому разряду людей, который можно назвать дичью. На вид ей было лет сорок. Богатая, уверенная в себе, она пребывала в постоянной охоте за знаменитостями, ибо воспоминание об одной знаменитости может быть стерто лишь встречей с другой, еще более знаменитой, – если можно так выразиться.
Вот почему во время весенней прогулки, будоражившей кровь, стройные ноги сами собой занесли эту даму в универмаг Шабрена. Вот почему она поднялась на эскалаторе на второй этаж в гардинный отдел. Вот почему она
Сквозь опущенные ресницы она следила, как Густафссон подошел к ней, остановился и поклонился. Повернувшись к нему, она улыбнулась и протянула руку:
– Добрый день, господин Густафссон, добрый день.
Он ответил на ее приветствие и спросил, чем может быть полезен. Она ответила, что хотела бы подобрать драпировку или портьеры и попросила показать подходящую материю.
Когда Густафссон выполнил ее просьбу, ей захотелось взглянуть на материю у окна, при дневном свете, потом в темноте – нельзя ли зайти за полки, где потемнее? Совсем не обязательно держать материю на вытянутых руках, она такая тяжелая, можно положить рулон на плечо и спустить один конец, пусть ткань падает свободно, качество превосходное, в этом нет никаких сомнений. Дама не удержалась и погладила материю – какая мягкая, как красиво лежит…
Краем глаза Густафссон увидел проходившего мимо Шабрена. Тот остановился и одобрительно посмотрел на Густафссона, уголки губ у него многозначительно поползли вверх, и Шабрен удалился.
Густафссон засмеялся.
– Вы правы, фрекен, – сказал он. – Материя изумительная.
– Меня зовут фрекен Вивандер. Вы не находите несправедливым, что продавцы могут узнать имя покупателя, тогда как сами остаются для них безымянными?
– Я не задумывался об этом.
– Очень несправедливо. Но я-то знаю, что вас зовут Пер Густафссон. Или просто Пер, правда?
Он кивнул. Она продолжала:
– По-моему, это как раз то, что мне нужно для спальни.
– Я в этом не сомневаюсь.
– Какой насыщенный цвет – вечером он будет успокаивать нервы, утром – стимулировать… Надеюсь, что не наоборот!
Она засмеялась, он вежливо вторил ей.
– Беда в том, что одной мне с ними не справиться. Я живу совершенно одна. Не поможете ли вы мне их повесить?
Густафссон с удивлением уставился на нее. Такая работа не входила в его обязанности. Он сказал, что ему с этим, пожалуй, не справиться.
– Ну что вы! – воскликнула фрекен Вивандер. – Ведь это так просто. На карнизе имеются кольца, на каждом кольце есть зажим, которым прихватывается занавеска. Надо только снять старые и повесить новые.
– Но если это так легко… я не понимаю…
Густафссон беспомощно огляделся и увидел, что к отделу приближается Пружина. Он шествовал в сопровождении двух мужчин – один совсем молодой, бородатый, без шапки, другой, постарше, в сером пальто и синем берете. Пружина о чем-то рассказывал, горячо жестикулируя. Густафссон почувствовал, что речь идет о нем. «Кто же это такие?» – подумал он.
Оказалось, это журналисты. Они остановились на почтительном расстоянии и, наблюдая, за продажей, рассеянно слушали болтовню Пружины.
– Ну, господа, сами видите, какой успех! Стоит ему махнуть ручкой, и покупатель тут как тут. Сейчас, правда, в отделе не очень людно. Но вообще-то покупатели, можно сказать, так и рвут товар, лишь бы хоть краешком глаза поглядеть на него. Он всех притягивает к себе. Словно магнит! А как он продает! Ему достаточно сказать всего несколько слов. Все хотят его слышать. Слышать и видеть. На эстраде успех ему обеспечен.