Цвет ночи (Любовь навеки)
Шрифт:
Брайс серьезно кивнул, соглашаясь; при взгляде на свою нареченную он ощутил, как его захлестнуло теплой волной. Спору нет, она настоящая красавица, и завтра, когда он назовет ее своей женой, ему будет завидовать каждый мужчина. Голосом, неровным от волнения, он пробормотал:
– Только не трать деньги по-глупому, Фэйолан. Мой бизнес ты не скоро заполучишь. У меня впереди еще много важных дел.
Фэйолан гаденько подхихикнул, но не мог удержаться от похвальбы:
– Не беспокойся, я и без твоего бизнеса проживу. Дай срок, я закончу тут
– Подумывать-то подумывал, – поддел его Брайс, – да сделать не мог, пока не продал внучку, а внучку не мог продать, пока дочь была жива. Ох и не терпелось тебе: не успело ее тело остыть в могиле, как ты уже подсуетился. Ну, смотри только, старый козел, чтобы товар соответствовал своей цене, а то верну обратно – и плакали твои денежки! А сейчас пойди и скажи Дэнси, что через несколько минут я отвезу ее домой. Сам обслужишь этих обормотов. Ей нужно отдохнуть, – добавил он с ухмылочкой, – завтра в это время она точно будет занята.
Фэйолан старался не показать, что всерьез обеспокоен угрозой. Он знал, что Брайс способен на любую подлость, когда его разозлить, и, если Дэнси действительно чем-нибудь не угодит ему, он и впрямь потребует деньги обратно. Ну ничего, Фэйолан сумеет истратить все еще раньше, чем у Брайса и Дэнси начнется медовый месяц! Уже в понедельник, с самого утра, он за все начнет платить вперед – за все работы, которые наметил тут проделать, и пусть Брайс не думает, что сможет отобрать у него таверну, если Дэнси не будет исполнять свои супружеские обязанности в постели, – у Фэйолана на этот счет свое мнение.
Дэнси с ненавистью взглянула на приближающегося деда. С тех пор как почти неделю назад он и Брайс Квигли ударили по рукам и судьба ее была решена, Дэнси не сказала деду ни слова. Его это не трогало. Даже если он больше никогда ее не увидит, ему наплевать – лишь бы она оставалась миссис Брайс Квигли. Что она, что ее мать – от обеих сплошное беспокойство, только дочь похуже, потому что еще норовистее. Когда Идэйна вернулась из Америки, она была как цветок, увядший на солнце, и каждый раз, когда она пыталась ему перечить, он сразу же ставил ее на место.
Теперь, когда он избавится от Дэнси, в доме снова воцарится покой. С Мьюэрой у него никогда не было никаких хлопот; эту он приучил помалкивать с первого же дня их совместной жизни – почти сорок лет назад. Правда, после смерти Идэйны она стала как-то странно себя вести: ее совсем не слышно, и Фэйолан уже начал подумывать, не свихнулась ли она. Все время молчит, даже когда ее ругают. Почти перестала есть, все сидит у окна и смотрит куда-то. Даже Дэнси не может к ней достучаться. Придется после свадьбы свозить ее к доктору. Как знать, может, стоит запереть
– Обслужи тех, у кого взяла заказы, и кончай, – скомандовал он внучке. – Твой будущий муж отвезет тебя домой. Он хочет, чтобы ты как следует отдохнула перед свадьбой.
Все кругом рассмеялись. С пылающими от унижения щеками, Дэнси торопливо разносила кружки. Нет, она не позволит мистеру Квигли отвезти ее домой: надо как можно дальше отодвинуть то время, когда ей придется остаться с ним наедине. Стараясь, чтобы он не понял, что у нее на уме, девушка осторожно пробиралась поближе к двери, ведущей в проулок между домами. Да, сейчас она уйдет, яростно повторяла она про себя, но уйдет одна!
– Господи, – молилась она, спеша сквозь ночную тьму, – Господи, укажи мне выход из этого кошмара! – Сердце ее отчаянно билось: сама мысль о том, чтобы быть женой и рабой такого человека, как Брайс Квигли, была невыносима.
Пока мать была жива, они мечтали, что когда-нибудь убегут отсюда и начнут новую жизнь. Но мечта эта умерла вместе с матерью. Они мечтали о том, как вдвоем уедут куда-нибудь, – может быть, на север, в Белфаст, а может быть, если будут деньги, даже в Лондон. Каждый день они молились о чуде, но чудо не совершилось. Теперь, глядя в будущее, Дэнси видела только отражение горького прошлого.
Ждать утешения от бабушки не приходилось: это была просто тень, ускользающая, бледная, то возникающая, то исчезающая, – казалось, никогда нельзя быть уверенной, рядом ли она.
Было не очень поздно, всего девять часов, но мощеные улицы были пустынны. Люди либо сидели дома со своими семьями, либо коротали вечер в своей излюбленной таверне. Никого, кроме Дэнси, на улице не было, и эхо шагов было единственным звуком, раздававшимся в ночном тумане.
Внезапно кто-то преградил ей путь: Брайс Квигли!
– Я же сказал, что отвезу тебя домой!
– Вы же знаете, мистер Квигли, нам пока нельзя оставаться наедине, это не положено, так что…
– Так что знай свое место и помалкивай, а то я тебя научу, что можно, а чего нельзя. Мне наплевать, что положено, а что нет.
Схватив за руку, он потащил ее к коляске.
– Я тебя купил, как этих лошадей, я заплатил за тебя, и, если ты будешь кочевряжиться, я уже сегодня потребую то, что мне принадлежит, и получу, можешь быть уверена. А теперь марш!
Девушка упиралась изо всех сил, но Брайс сгреб ее в охапку и швырнул поперек сиденья. Вне себя от ярости и оскорбленного самолюбия, она выпрямилась и бросила обидчику в лицо:
– Не выйдет, Брайс Квигли! Мне все равно, какую там сделку ты заключил с моим дедом, но если ты…
Коляска рванулась, Брайс с места погнал лошадей тряской рысью, и Дэнси опрокинулась назад. Брайс расхохотался.
– Ладно, не скули. Так и быть, я подожду, пока мы по-настоящему поженимся, а там посмотрим, что я приобрел за свои кровные денежки. Но помни: товар должен стоить свою цену, предупреждаю тебя.