Цвет ночи (Любовь навеки)
Шрифт:
Скрестив руки на груди, Дэнси отодвинулась от него как можно дальше.
При одной мысли о том, что эта грязная скотина будет обладать ею, когда захочет, ее захлестывала волна отвращения.
Они ехали молча, но, когда экипаж остановился перед домом Фэйолана Карри, Брайс, казалось, понял, о чем она думала. По-хозяйски положив руку на ее бедро, он сказал:
– Не думаю, что ты меня когда-нибудь полюбишь, но это не важно. Думаешь, я тебя люблю? Нет, и не собираюсь. Но я умею ублажать бабу так, что сама будешь просить еще. Это уж я тебе обещаю: каждую ночь будешь визжать и ножками дрыгать от удовольствия…
– Перестань, –
Запрокинув голову, Квигли хрипло расхохотался:
– Ах, вот как? Ты считаешь грязью обязанности жены по отношению к мужу? Тебе многому придется научиться, моя девочка. И первый урок, который тебе придется дать, это, пожалуй, урок послушания. Заруби себе на носу: не смей перебивать, когда я говорю, и не смей мне перечить, а не то, видит Бог, я так исполосую твою хорошенькую попку, что она не скоро забудет мой ремень.
Но Дэнси не так легко было запугать, хоть она уже не раз попадала в беду из-за своего характера.
– Только попробуй, – отпарировала она, – только попробуй замахнуться, Брайс Квигли, и, клянусь могилой матери, ты когда-нибудь заснешь и не проснешься. Я никому не позволю бить себя, даже мужу!
– Смотри, как бы ты сама не улеглась в ту могилу, которой клянешься, – прорычал Квигли. Скрутив ей руки за спиной, он навалился на нее, грубо тиская груди. – Фэйолан предупреждал меня, что мать тебя испортила. Ну ничего, я твой норов сломаю, будешь как шелковая. Начнем прямо сейчас.
Дэнси пыталась закричать, но он запечатал ее рот липкими губами. Не помня себя от ужаса и отвращения, она впилась зубами в эту жаркую слякоть. Он взвыл от боли и ярости и, сплевывая кровь вперемешку с проклятиями, разжал руки. Дэнси выскользнула из ослабевших объятий, выскочила из коляски с противоположной стороны и, подобрав юбки, бросилась к дому, отчаянно призывая бабушку, чтобы та отворила дверь.
Голос внучки пробудил Мьюэру от горестных раздумий о прожитой жизни. Она вскочила и, увидев в окно, как Брайс Квигли, человек, которого она ненавидела, вывалившись из коляски, настигает ее девочку, бросилась к двери.
Не отдавая себе отчета в том, что делает, она на секунду остановилась, схватила тяжелую каменную подставку для Библии и распахнула дверь. Позже она не раз будет спрашивать себя, зачем это сделала, – женщина, за всю свою жизнь не шевельнувшая пальцем, чтобы защитить себя или кого-нибудь другого!
Дэнси, рыдая, бросилась ей на шею.
– Бабушка, милая, пусть дед делает со мной, что хочет, – я не пойду за Квигли!
– Пойдешь, никуда не денешься, дерзкая маленькая сучка!
Брайс сгреб ее в охапку, швырнул на пол, расстегнул пряжку и стал снимать ремень, но тут взгляд его упал на робкую жену Фэйолана Карри.
– А ты убирайся отсюда, старая кляча, – проревел он. – Сейчас эта красотка получит хорошую порку, как заслужила, а потом и еще кое-что, что со временем должно ей понравиться, только не знаю, захочешь ли ты этим полюбоваться. – С этими словами он повернулся к Дэнси и поднял ремень, готовый нанести удар.
– Нет, Брайс Квигли, не захочу!
Без тени страха за возможные последствия Мьюэра Карри обрушила тяжелую подставку на его затылок.
С хриплым воплем
– Ой, бабушка, – всхлипывала Дэнси, поднимаясь на ноги, – он ведь убьет нас обеих, когда придет в себя, но все равно один Бог знает, как я люблю тебя за то, что ты сделала.
– Знаю, родная, знаю, – кивнула Мьюэра, сама удивляясь своему спокойствию. Она понимала, что последствия будут ужасны, но об этом некогда было думать.
– Я всегда знала цену этому подонку, – продолжала она, подавив судорожный вздох. – Я знала его жену, упокой Господи ее душу, знала, как она мучилась с ним, а с той поры, как твой дед сторговался с ним насчет тебя, и вовсе не имела ни минуты покоя. У меня и так был камень на душе после того, как умерла твоя мать. Поэтому я и замкнулась в себе. Мне уже было все равно – жить или умереть. Но сегодня что-то со мной случилось. Господь говорил со мной: он сказал мне, что я должна что-то сделать, чтобы защитить тебя и положить этому конец, как я должна была поступить тогда, много лет назад, когда твой дед продал Идэйну. Но у нас мало времени, – спохватилась она. – Ты можешь отобрать самое нужное из тех вещей, которые приготовила на завтра к переезду в дом Квигли? С небольшим багажом тебе будет легче в пути.
Дэнси растерялась. Такой она бабушку никогда не видела, откуда в ней эта решимость? Послушать ее, уехать? Но как оставить ее с этим зверьем одну – с дедом и с Брайсом Квигли?
– Нет, бабушка, я никуда не поеду. Видит Бог, я была бы счастлива бежать от этого кошмара, но я тебя не брошу – да и некуда мне ехать.
Мьюэра сжала губы кисетиком. Медлить было нельзя, но она знала, что нужно делать. Взяв фонарь, она поманила Дэнси за собой.
– Пойдем, я тебе что-то покажу. Может, это подскажет тебе выход. Есть кое-что, чего я никогда никому не показывала и о чем никогда никому не говорила. Но сейчас, я чувствую, настало время, чтобы ты об этом узнала.
Бросив взгляд на Брайса, который по-прежнему не шевелился, Дэнси последовала за бабушкой по узкому коридору в крохотную кухоньку в задней половине дома.
– Сюда, – Мьюэра распахнула дверь кладовки и шагнула внутрь. – Не сердись, что я не показала тебе раньше, – я не смела. Я боялась, Дэнси.
Бедняга вся дрожала, слезы катились по сморщенным щекам. Дэнси понимала, что, несмотря на неожиданно проявившуюся в ней силу духа, бабушка была смертельно напугана. Она нежно обняла хрупкие, худенькие плечи и пообещала:
– Ну что ты, бабуля, как я могу на тебя сердиться! Говори скорее, что там такое, потому что надо, наверное, вызвать доктора к мистеру Квигли. Мы скажем, что он оступился и упал. Он не видел, что это ты его ударила…
– Слушай меня и молчи, – возразила ей Мьюэра, сжав бледные губы. – У нас очень мало времени. Ты должна собраться и уйти, прежде чем он очнется.
Потеряв от изумления дар речи, Дэнси молча смотрела, как бабушка на цыпочках дотянулась до верхней полки и стала шарить там, передвигая пыльные банки. Наконец, слава Богу, она нашла то, что искала, и со вздохом облегчения, торжествующе протянула внучке два конверта. Один из них, пожелтевший от времени, местами обгоревший, как будто его пытались сжечь, сразу привлек ее внимание.