Цвет сакуры красный
Шрифт:
— Вот, — сообщил Кену Волков, протягивая мастеру меч, после того, как они общими усилиями справились с перевязкой. — Трофей. Держи.
И вот тут начались странности. Кен Утида пристально оглядел меч, однако не прикасаясь к нему руками, а потом вдруг начал быстро кланяться, одновременно отрицательно мотая головой.
— Нет, — выдохнул он наконец. — Волков-сан, я не могу прикоснуться к этому мечу…
— В смысле? — изумился Всеволод Николаевич. И тут же встревожился, — Он что — отравленный?
Старый мастер снова замотал головой, а потом быстро-быстро заговорил. Из его рассказа Волков с трудом разобрал,
Он попытался всучить трофейный меч офицеру народной полиции, примчавшемуся вместе с толпой рабочих на выстрелы. Тот внимательно осмотрел клинок, вгляделся в какие-то наведенные золотом иероглифы у самой рукояти, а потом оттолкнул от себя меч с таким видом, словно Волков вручил ему живую кобру.
— Это — ваш и только ваш меч, — запинаясь сообщил полицейский. — Ведь вы добыли его в честном поединке?
Всеволод Николаевич задумался: можно ли считать поединок честным, если один из участников вооружен, а второй — с голыми руками, и является ли поединком сбрасывание на голову оппонента тяжелых предметов? Ни к какому решению он не пришел, а пока размышлял, толпа любопытствующих рассосалась, оставив инженера в гордом одиночестве. С проклятым мечом в руках…
Пришлось притащить чертов дрючок домой. Хотя при ближайшем рассмотрении меч оказался очень красив той благородной, мужественной красотой, которая так притягивает к оружию сильный пол. Вот только деть его в квартире, которую Волков занимал в «ДИС» — Доме Иностранного Специалиста было решительно некуда. Ковра, на который меч можно было бы повесить, не наблюдалось, не говоря уже о специальной подставке для мечей, принятых в самурайских домах. Решив, наконец, что раз меч засчитан его личным трофеем, Всеволод Николаевич сделал себе зарубку на память: заказать в механическом цеху эту самую подставку. Которую ему на следующий день не только сделали, но и доставили на дом, что оказалось совсем не лишним: подставка была изготовлена из имевшихся под рукой материалов, в данном случае — из полированной хромистой, «нержавеющей» стали и весила поболе той задвижки, с помощью которой собието спесаристо и стал обладателем чудо-клинка.
Уложив меч на подставку Волков полюбовался блеском стали, оттеняемой мрачной чернотой ножен и лезвия. Действительно, красивая вещь! «Если разрешат вывезти — поставлю дома, на видное место, — подумал он. — А не разрешат — сфотографируюсь рядом с мечом, и повешу на видное место карточку. И стану рассказывать Груше и Васе, как героически отжал самую крутую катану Японии практически голыми руками…»
Это развеселило его, и негромко засмеялся. И почти сразу же раздался осторожный стук в дверь. Всеволод Николаевич открыл и замер: на пороге стояли двое среднего возраста японцев с очень неприятными лицами, а из-под манжет рубашек выглядывали цветные татуировки.
«Якудза, — затосковал Волков. — Твою же мать!» Героическим усилием инженер подавил в себе желание немедленно захлопнуть дверь и поинтересовался:
— Что вам угодно?
Вместо ответа оба визитера принялись дружно кланяться. Всеволод Николаевич подумал, что они похожи на заводных клюющих цыплят — такая игрушка была
Только семь богов счастья[2] ведают, что именно разглядели посетители в улыбке русского, но кланяться принялись еще усерднее. Тикали секунды мерно сливаясь в минуты, а поклоны все продолжались. Но все на свете имеет конец, закончилось наконец и это.
— Почтенный старший начальник, — произнес тот, что стоял чуть впереди и лицом напоминал не просто портового грузчика, а грузчика, одолевшего в своей жизни еще пару-тройку книг, кроме букваря, — Господин, братья послали нас к вам. Из-за меча.
«Выкупать, что ли? — хмыкнул про себя Волков. — А вот хрен вам по всей морде!»
— Если вы решили выкупить меч, то зря потратили время, — произнес он гордо, хотя и с чудовищным акцентом. — У вас столько денег не напечатали, чтобы я вам отдал меч, добытый в честном бою!
Уверенности Всеволоду Николаевичу прибавлял лежавший в кармане галифе браунинг. После нападения на «Сумитомо-Бакелит» советских инженеров вооружили старенькими, но надежными и компактными «Браунингами № 1». Однако инженер все же подавил желание сунуть руку в карман, решив, что успеет и без предварительной подготовки…
Быстрых взглядов, которыми обменялись визитеры он не заметил, так как те тут же возобновили свои поклоны. Впрочем, на сей раз якудза закончили выражать почтение куда скорее…
— Почтенный господин, вы одержали верх в поединке, в котором наш прошлый недостойный старший начальник напал на безоружного. Но вы показали ему, что оружием может стать все, что есть под рукой. И потому братья, после многих раздумий, просят вас, почтенный господин, принять нас под свое мудрое управление, — рассудительно заявил второй.
Его выговор и тон выглядели вопиющим диссонансом с выражением лица, более приставшего грузчику или темному крестьянину из глухой деревни. «Впрочем, — подумал Волков — мне не один раз приходилось видеть несоответствие внешности и разума». Он вспомнил одного из лучших начальников, которого встречал в своей жизни: умного, тактичного, проницательного, с великолепно развитой технической и научной интуицией и при всем этом — внешностью тупого убийцы. «Однако, отвечать надо, а что? Интересно девки пляшут: я — глава якудзы! Не-е-ет, так не пойдет…» Инженер жестом пригласил незваных гостей в комнату, одновременно вспоминая старый фильм: «Такие вопросы, дорогой посол, с кондачка не решаются. Нам надо посоветоваться с товарищами… Зайдите на недельке»[3].
«Интересно, а их угощать? И если «да», то чем прикажете? — размышлял Всеволод Николаевич, шагая вслед за гостями. — Коньяку им налить? А они его пьют? Чай у меня только черный, а из всей еды за японскую сойдет только банка балыка, которую отоварил на карточки в представительской лавке…»
Но гости не хотели ни есть, ни пить. Увидев на подставке меч, они снова принялись кланяться, а потом…
— Старший начальник, когда братьям выпадет счастье лицезреть вас?
— Хм-м… Ну, не сегодня. Что насчет послезавтра? — спросил Волков. Во всяком случае он полагал, что именно это он и произнес.