Цвет страсти

Мартон Сандра

— Нет.

— Но почему? Что бы это ни было, я обещаю…

Она горько рассмеялась:

— Нет, ты не сможешь. Никто не сможет. Если я расскажу о себе…

Черт! Ей пришлось бы тогда рассказать, почему она оказалась в каньоне. О священном камне, обо всех тех вещах, которые ничего для него не значат.

— Сиенна, мои чувства к тебе ничто не способно изменить.

Она вздохнула:

— Тебе так кажется. Есть вещи… есть вещи, которые могут изменить все.

— Нет. Я не верю.

— Джесс. — Она нежно прижала палец к его губам.

Он

поцеловал ее. И продолжал целовать до тех пор, пока ее губы не стали мягкими, пока она не расслабилась и не прильнула к нему. Потом, не выпуская свою драгоценную ношу, поднялся и, стянув покрывало с постели, завернулся в него вместе с ней и вышел на балкон. Большое плетеное кресло жалобно скрипнуло под их тяжестью.

— Тебе тепло? — спросил Джесс.

Сиенна кивнула. Конечно, ей не холодно, когда он так обнимает ее. Холод придет потом, когда она признается в том, в чем должна была признаться гораздо раньше. Объяснит, что она не из его времени, что каким-то образом откатилась назад на три с половиной десятка лет.

И то, что Сиенна долго откладывала признание, не делало задачу легче.

— Хорошо, — проговорила она едва слышно, крепко сжимая его руку. — Я расскажу. И это сразу все изменит.

Он заглянул ей в глаза.

— Я знаю, что я испытываю к тебе. И это неизменно.

Ее глаза наполнились слезами.

— Я… я… Ты же не знаешь, кто я.

— Да какая, черт возьми, разница?! — разозлился Джесс. — Мне все равно, почему ты оказалась в каньоне. Все! Хватит. Конец истории.

Ее смех напоминал рыдание.

— Нет. Не конец. А только начало. И тебе придется выслушать меня.

— Ладно, если ты так хочешь. Но тогда тебя ждет и моя исповедь.

Джесс встал и прислонился к перилам балкона. На его лице резче обозначились скулы.

— Я служил в войсках специального назначения. Ты, наверное, знаешь, что это такое.

Сиенна знала. Даже в 2010 году люди с трепетом говорят о «зеленых беретах». Они считались храбрецами из храбрецов.

— И тебе известно, — продолжал он, — что это была за война.

Сиенна с удивлением посмотрела на него. О чем он? О «Буре в пустыне»?

— Вьетнам, — бросил Джесс, словно выплюнув это слово. — Война политиканов, оплаченная кровью солдат.

Вьетнам. Конечно. В ее время люди, затеявшие эту войну, сидя в удобных безопасных офисах, наконец-то признали, что все это было неправильно.

— Можно сказать, солдаты гибли и из-за меня тоже, — вздохнул Джесс. Его голос был таким тихим, что Сиенна едва могла расслышать. — Я заставлял их идти в бой, прекрасно зная, что это ничего не изменит — у нас не было шансов на победу.

— Нет, Джесс, нет! Ты делал то, что тебе приказывали.

— Люди умирали из-за меня… Да они были почти детьми, черт возьми! А я не остановил эту бойню. Не мог остановить.

— Джесс. Послушай…

— Ты думаешь, это нормально, да? Война поставила все с ног на голову. Даже жену мою это достало.

Сиенна застыла:

— У тебя есть жена?

— У меня была жена. Она ушла, мы развелись. Впрочем, наш брак был

ошибкой с самого начала. — Джесс провел рукой по лицу. — Я учился вместе с Линдой в школе, потом приехал на каникулы из колледжа, и у нас была пара свиданий. А потом я записался в армию добровольцем…

— Ты записался добровольцем, — как эхо, повторила Сиенна. Коснувшись его плеча, она почувствовала, как напряжены мышцы. — Джесс, что бы ты ни делал на войне, ты был героем.

Сжав зубы, он покачал головой:

— Я был дураком, напичканным сказками о воинах и воинской чести.

— Ты и есть воин, Джесс. И человек чести, который сражался вместе со своими солдатами плечом к плечу.

Он заметил блеск в ее глазах. Эти слезы были вызваны его откровением. Когда-то Джесс отмахнулся от вежливого сочувствия Линды, однако в слезах Сиенны было не только это. Ее слезы были слезами сострадания и любви.

«Любви», — подумал он. Его сердце дрогнуло.

— Здесь прохладно. — Джесс поднял упавшее на пол покрывало. — Пойдем внутрь. Может, выпьем чаю?

На крохотной кухоньке они обнаружили чайник, пакетики с чаем, чашки, ложки. Джесс не торопился продолжать рассказ. Он неспешно накрыл на стол и только тогда повернулся к Сиенне:

— Мы поженились исходя из неправильных предпосылок. Линда — потому, что видела во мне кого-то, кем я никогда не был и не хотел быть. Я… Ну, не знаю. Наверное, мне казалось, что так будет правильно. — Засвистел чайник. Джесс налил кипяток в чашки. — Понадобилось не так уж много времени, чтобы понять, как мы ошибались. Сначала мы все же попытались создать семью. Ей хотелось, чтобы у нас был большой дом. Я сломал старый дом и построил новый. Это не помогло. Линда сказала, что я стал чужим. — Он глухо рассмеялся. — И в самом деле я был чужим. Для нее, для себя…

Сиенна дотронулась до его руки:

— И?..

— И мой брак закончился. Родители умерли. Все, во что я верил, потеряло смысл. Я решил начать сначала. — Джесс пригладил волосы. — Меня всегда привлекали числа. В школе самым моим любимым предметом была математика. Повзрослев, я увлекся покером. — Улыбка мелькнула на его лице. — Я играл в карты в Сайгоне и Токио, где находится масса военных баз, и вернулся домой с изрядным количеством денег. А потом, решив, что биржа гораздо интереснее, чем покер, я заработал еще больше денег. Однако ничего не изменилось. Я остался прежним.

— Вот почему ты хочешь продать свою землю, — задумчиво проговорила Сиенна.

Джесс кивнул.

— Слишком много воспоминаний, понимаешь? Чушь, которой напичкал меня мой старик: о клятвах воинов, об их обязанностях… — Он поставил на стойку чашку, взял Сиенну за руку и поднес ее к своим губам. — Однажды ночью я поскакал в каньон Черного Волка, чтобы окончательно распрощаться с прошлым. И нашел тебя… — Он сказал это так просто, что у Сиенны защемило сердце.

Как ей хотелось обнять этого смелого, обожженного болью воина, этого замечательного человека, который покорил ее сердце! Но она не могла — сначала он должен узнать правду.