Цвет судьбы
Шрифт:
Я перебивал, рассказывал о своем. Как обычно: одного видишь, а сотни вспоминаешь - не по отдельности, но как колоски некоего поля... К. умолкал, жевал, улыбался; снова повествовал о том, как мать и жена постоянно соперничают за власть над ним и посреди их маневров он не находит способа совмещать в одном лице Сына и Мужа так, чтобы не оказывалась предаваемой то одна сторона, то другая;
– на работе он от этого отдыхает - хотя и там хватает междоусобиц, они иные, и он, не кто-нибудь, а начальник цеха, умеет и командовать, и быть дипломатом, и бороться, и ладить; но тем тяжелее, возвращаясь домой, перевоплощаться из Старшего, Который За Многое Отвечает, в Младшего, Который Должен Находить Способы Быть Старшим; от этих перепадов накапливается разъедающая злость на себя, и особенно потому,
– секс в этих отношениях играет, понятно, не последнюю скрипку, машина и сберкнижка тоже кое-что значат, поэтому приходится иногда пускаться на подработки;
– любовница необходима ему и затем, чтобы вносить в жизнь столь недостающий бывшему мальчику, Потомку Воинов и Охотников, момент тайны и авантюры, а также чтобы контрастом освещать достоинства супруги и прелесть дома;
– и это не исключительное, а заурядное, знакомое и женщинам положение, когда связь на стороне усиливает привязанность к своему; но тем тяжелее, возвращаясь домой, смотреть в глаза, обнимать, произносить имя - не лгать, нет, всего лишь забывать одну правду и вспоминать другую...
Они думали, что это их не постигнет.
Были гармоничны по статям и темпераментам, оба сведущи и щедры. Но, еще свежие и сильные, все чаще обнаруживали, что не жаждут друг друга. Они знали на чужом опыте, что все когда-то исчерпывается; все, о чем могут поведать объятия и прикосновения, все эти ритмы и мелодии скороли, медленно ли выучиваются наизусть, приедаются и в гениальнейшем исполнении, - знали, что так, но когда началось у них... Какие еще открытия? И зачем?..
Наступает время, когда любовь покидает ложе, а желание еще мечется. Две души и два тела - уже не квартет единства, а распадающиеся дуэты. И тогда выбор: вверх или вниз. Либо к новому целомудрию, либо к старой привычке... Далее ширпотреб - измена, но иная верность хуже измены. Признание в утрате желания казалось им равносильным признанию в смерти. И они молчали и замерзали, они желали желания...
Он верил, что все наладится, - только прояснить что-то, из чего-то вырваться, к чему-то пробиться... То порывал с любовницами (до этой были еще), то ссорился на ровном месте с женой (обычно как раз в периоды таких стоических расставаний); то отчуждался от матери и на это время обретал особую решимость заниматься детьми, рьяно воспитывал - но сближение и здесь вело к положению, когда не о чем говорить. Уходил с головой в работу, отличался, перевыполнял планы, изобретал, изматывался до отупения - брался за здоровье и спорт; но здоровье усиливало томление духа, и кончалось чаще всего новым романом. "Люби природу и развивай личность", - внушали разумные. Ходил в горы, рыбачил, занимался фотоохотой, кончил курсы английского, выучился на гитаре, собрал библиотеку, которую не прочесть до конца жизни. Учился не стервенеть, погружаясь в ремонты, покупки, обмены. В машине ковырялся с удовольствием, стал недурным автомехаником, пытался приохотить и сына. Помогал многим, устраивал, пробивал, возил, доставал, выручал, утешал, наставлял на путь... После скоропостижной смерти друга попытался запить. Не вышло. Ни алкоголь, ни прочие жизненные наркотики не забирали до отключения. Сосредоточиваться умел, но ограничиваться - то ли не желал, то ли не смел. Что-то жаждало полноты...
Был момент в разговоре, когда он вдруг весь налился темной кровью, даже волосы почернели. И голос совсем другой, захрипел:
– А у вас побывамши, я вот чего... Не пойму, док, не пойму!.. Ну больные, ну психопаты. Жертвы травм, да? Всяких травм... Я поглядел, интересные есть трагедии. А вот как вы, док, терпите сволочных нытиков, бездарей неблагодарных, которые на себя одеяла тянут? Мировую скорбь разводят на пустоте своей, а?.. Как вас хватает? Помощь им подавай бесплатную да советчиков чутких на все случаи, жить учи, да не только учи, а живи за них, подноси готовенькое, бельишко
– Кто душу-то натер?
– Да у меня ж распустяй Генка растет, мелочь, балдежник. И Анька... Ни черта не хотят, ни работать, ни учиться, а самомнения, а паразитства...
Отошло - разрядился. Приступы такие бывают после клинической смерти. Ему нужно было еще обязательно рассказать мне о друге.
– Заехал к нему навестить как-то в праздник, движок заодно посмотреть у "москвичишки" его, мне лишь доверял. Издевался: "И что ты, Славей, всех возишь на себе, грузовик, что ли? Чужую судьбу не вывезешь, свою и подавно".
– "Не учи ученого, - отвечаю.
– А ежели не везет грузовику, значит, не тот водитель".
– "Нет, - говорит, - не везет, значит, везет не в ту степь".
Захожу - вижу СОСТОЯНИЕ. Вот если бы знать... Ну что, говорю, Сергуха, давай еще раз оженимся, рискнем, а? Есть у меня для тебя красивая.
У него уже третий брак развалился. После каждого развода капитальный запой. Тридцать пять, а седой, давление скачет. Вешались на него, однако не склеивалось, то одно, то другое, хотя и характер - золото, и трудяга, и из себя видный... Я-то знал, что не склеивалось. Любовь такую давал, которой взять не могли...
Под балдой на ногах уверен, незнакомый и не заметит, глаза только мраморные. Умел культурно организовываться, на работе ни сном, ни духом. "Слышь, - говорю, - начальник, ну давай наконец решим основной вопрос. Что в жизни главное?" Всегда так с ним начинал душеспасение. А он одно, как по-писаному: "Главное - красота. Понял, Славче? Главное - кр-расота".
– "Согласен, - говорю.
– А теперь в зеркало поглядим, на кого похожи из домашних животных". Подставляю зеркало, заставляю смотреть до тошноты. Пьяные не любят зеркал. Сопротивляется - врежу. И дальше развиваем...
А тут вдруг сказал жуть. Как-то поперхнулся, что ли. Смотрит прямо и говорит: "Главное - ТРАТАТА..." - "Чего-чего?
– спрашиваю.
– Ты что, кашу не дожевал?" Он: "Тратата, Славик, главное - тратата..." И замолчал. "Ты что, задымился? Случилось что?" - "Я? Я ни... ни... Чего?" - "Язык заплетается у тебя, вот чего. Что лакал?.." Глаза на бутылки пялит, что и обычно. "Что ты сказал, - спрашиваю, - повтори".
– "Что сдышал, то и сказал. А что ты пристал? Я в порядке".
– "В порядке? Ладно, - говорю, движок твой сегодня смотреть не будем. За руль тебе - как покойнику на свадьбу". "Извини, Слав. Я в порядке. Все... О'кей. Я не в настроении, Слав. Тебе со мной... Скучно будет. Один хочу... Сегодня же завяжу. Вот не веришь, а я клянусь мамой. Ничего не случилось, Слав. Только мне одному... Посидеть нужно".
– "Ладно, - говорю, - я поехал. Смотри спать ложись. Понял?"
Выхожу. Мотор не заводится, не схватывает зажигание. Будто в ухо шепнули: "Не уходи". Выскочил. А он из окна высунулся, рукой машет, уже веселый. "Порядок, Славей, езжай. Ну, езжай, езжай. НИЧЕГО НЕ СЛУЧИТСЯ". Погрозил ему кулаком, завелся. Поехал. Утром следующим его не стало. Инсульт.
Он повествовал о связочных узлах своей жизни, о паутине - чем сильнее рвешься, тем прочней прилипаешь. Концов не найти - не сам делаешь мир. Не сам и себя делаешь, доводка конструкции, в лучшем случае... С детства еще бывали мгновения, похожие на короткие замыкания, когда от случайных соединений каких-то проводков вдруг страшная вспышка и все гаснет. Не знал, что так у всех...
Перед посещением гаража ровным счетом ничего не случилось. Сидел дома, вышел пройтись, заодно позвонить... В гараж, в гараж... Проверить уровень масла, кажется, тек бачок.
Зажег свет и увидел паука.
Побежка в теневой уголок. Зашевелился, застыл там, полагая себя в безопасности. Всю жизнь терпеть их не мог, но не убивал никогда: кто-то сказал еще маленькому, что убивать пауков нельзя, плохо будет, произойдет что-то. Тварь мелкая, но вот поди ж ты, привилегии. А вдруг... Захотелось не жизни лишить ничтожной, а чужое что-то, в себе засевшее...