Цвета дня
Шрифт:
Ему захотелось взять печенье, обмакнуть его в шампанское и небрежно, с хрустом, съесть. Но он боялся переборщить. По утрам он не чувствовал себя уверенным в своих силах. А как ему казалось, он ни разу не разыгрывал партии, которая имела бы для него большее значение, чем эта.
– Я ни верю ни единому слову из всего этого, Вилли, – торжественно провозгласил Росс. – Вам известно, что одно только снижение облагаемого налогом дохода дает вам выигрыш в тридцать пять процентов, а учет расходов практически покрывает остальное.
Он клюнул, подумал Вилли.
– Не перебивайте меня, Макси. Вы же именно для того и провели ночь в поезде, чтобы выслушать меня.
– Вилли, я повторяю, дело серьезное.
– Ладно, перехожу к главному. Уже четыре года я сам не могу снять
– Вы обошлись фирме в два миллиона долларов, – сказал Росс. – Мы согласились заплатить эту сумму за вашу славу и за то, чтобы знали, что с нами гений, – но не более того. Снимать фильмы для престижа можно было позволить себе в сорок пятом, но не сегодня. Вы слышали про телевидение?
– Я думал, вы собираетесь спросить меня, почему не вернулась Энн? – сказал Вилли.
– Вы и в самом деле хотите, чтобы я им пересказал вашу милую жалкую попытку шантажа? – спросил Росс. – Послушайте, малыш, буду с вами груб. Я вас очень люблю. Я вами в некотором роде восхищаюсь. Я уже тридцать пять лет варюсь в общем котле. Вы представляете для меня мир, которого вы сами даже и не знали. Эпоху настоящего кино, Вилли. Тогда это был не блеф – или, если вы предпочитаете, – это был настоящийблеф. Сногсшибательный блеф – который производил эффект – и который шел до конца. Блеф, доходивший до истинной поэзии, который не довольствовался лишь подражанием жизни, а здорово поработал и сам и подарил нам Чарли Чаплина и Бастера Китона. Поэтому вы вызываете у меня некую ностальгическую неясность. Вы вписываетесь в великую традицию. Но вам известно, что они, в конторе, думают об этом?
Он клюнул, клюнул, с облегчением думал Вилли. Вот это реализм. Он почувствовал себя в самом что ни на есть сказочном мире. Майти Маус был сильнейшим во всех сферах, в воздухе и на земле, на которую он, запахнувшись в пурпурный плащ, спускался в очередной раз, ради торжества добродетели. Он даже был способен побить могучих реалистов на их собственном поле.
– Они бы уже давно выставили вас вон, если б не было Энн. Конечно, вы им обошлись недешево, так что они чувствуют себя обязанными продолжать, но только до определенного предела. Через этот предел вы как раз и собираетесь сейчас переступить – и весьма далеко, я бы сказал. Впрочем, вы никогда не испытывали недостатка в ролях – это были роли как роли, согласен. Но вам никогда больше не позволят вернуться на сцену в качестве универсального гения – not on your sweet life. [25] Вам это известно. Так что не стоит размахивать руками. И использовать Энн.
25
Здесь: не в вашей сладкой жизни (англ.).
Рыбке уже не сорваться с крючка, решил Вилли. Но он чувствовал себя польщенным тем, что сказал Росс: что он действительно вписывается в великую традицию. Сейчас он ему покажет, что такое великое искусство.
– Вы им передадите, что на сей раз я им обещаю быть паинькой.
– Вы сами знаете, как это было бы ужасно, – сказал Росс.
– Они вам рассказывали о моем последнем сценарии?
– Нет. Они знают, что я вас очень люблю.
Вилли сделал глоток шампанского, поставил фужер.
– Почему же, они думают, Энн держится за меня? – спросил он мягко.
Уже многие годы Россу хотелось ответить на этот вопрос.
– Из жалости, – сказал он.
Майти Маус чуть было не расквасил себе морду о землю, но Вилли даже и глазом не моргнул.
– Сейчас я вам все разложу по полочкам, Макси. Но начну с того, что скажу: я не совсем потерял голову. Вы им передайте, что я прошу, чтобы мне дали еще один шанс – а именно как универсальному гению. Обещаю, что буду себя сдерживать – в художественном плане –
– Вилли, вы говорите с человеком, знающим, что они собой представляют.
– Вы, похоже, не подозреваете о моей известности на континенте, – сказал Вилли.
Ему было чертовски весело. А ведь он еще не нанес Россу удар в самое чувствительное место: ниже пояса.
– Я не говорю, что вы не смогли бы набрать капиталов на фильм-другой, – я бы сказал вернее – на один, если он по-настоящемухорош. Ну а после? Что-что, а условия, в которых живет европейский рынок, я знаю.
На сей раз Вилли выдал все, что припас:
– Не знаю, известны ли вам условия, в которых живу я со своей женой, Макси.
Росс прервался на полуслове. Он выглядел смущенным.
– Не вижу связи.
– Я начинаю уставать от этой милой шутки, Макси. Я отлично знаю, что это шутка, приносящая доход. Но я не хочу без конца продолжать разыгрывать из себя жеребца. Не делайте такое лицо: я прекрасно знаю, что из-за того, что вы живете с кодексом Хея в руках, он проник вам внутрь и вы все стали большими моралистами. Мне очень жаль, если я напугал вас. Но мне это понемногу начинает осточертевать. Я даже начинаю уменьшаться в своих собственных глазах как личность – что уже серьезно. Можно быть сутенером до некой определенной черты, но не дальше. Не в моральном плане, разумеется, не в моральном: в моральном плане на меня можно рассчитывать до конца. А физически.Я не могу больше расходовать себя без счета: уже не тот возраст. Мы могли бы бесконечно продолжать при обоюдной индифферентности. Но это не тот случай. Разумеется, она меня не любит. Даже наоборот. Но она дорожит мною в чувственном плане. А с этой стороны она женщина привередливая. Я мог бы привести уточняющие детали, цифры… В общем. У нее было несколько увлечений на стороне, которые смогли убедить ее в этом. Она относится ко мне как к физическому удобству – и так длится не со вчерашнего дня. Не стану говорить вам, что это ранит мое чувство собственного достоинства: это крайне утомительно, Макси, вот и все. Знаю, вы бы многое дали за то, чтобы оказаться на моем месте, но не так часто и не таким образом. К примеру…
Он привел несколько подробностей. Росс побагровел. Вилли знал, что он в некотором роде обожает Энн.
– Вот что такое моя жизнь. Я отлично знаю, какой доход мне это приносит. Но можно защищать свои интересы лишь до какого-то определенного предела – не дальше: это, по – моему, ваша формулировка, И у меня есть контракты с другими звездами, которые не приносят мне столько денег, но зато и требований у них поменьше. К примеру, малышка Мур: она только что вылезла из моей постели. Но с ней – это для удовольствия. Не для заработка. Иными словами, я начинаю уставать. Я начинаю уставать также и от идеальной пары, и от вашей проклятой рекламы: кончится тем, что вы мне внушите комплекс неполноценности. О, успокойтесь: я не готов бросить начатое – если мне будет позволено так выразиться. Но для меня важно, чтобы оно принесло мне максимум денег. Вот.
Вилли, грызя печенье, взглянул на Росса с интересом. Он был уверен, что у него получилось. Он был уверен, что верно взял прицел. Всегда достаточно взять у противника на прицел уважение к человеческой личности, и вы наверняка его обезоружите. Так что он наблюдал за Россом с задорной улыбкой. Забавно, думал он, до чего люди готовы к встрече с низостью, они всегда настолько уверены, что она может на каждом шагу прыгнуть им в лицо, что самые хитрые из них тут же дают себя убедить, не стараясь уже перепроверить, посмотреть, не обманывают ли их: как только речь заходит о низости, они уверены, что это правда. А ведь Росс знал Энн не один год, он питал к ней немое обожание – наполовину влюбленное, наполовину отеческое. Только, подумал Вилли, всякий раз, когда он нас видел, он, наверное, задавался вопросом, что нас держит вместе.