Цветик
Шрифт:
– Все, все. Спим!!
Неделя прошла, на следующей все разъезжались, Малышева позвала девчонок в кабинет:
– Девочки, здесь поговорить не удастся, - к ней поминутно заглядывали отъезжающие, - вечером, часов в семь приезжайте ко мне.
– Неудобно, Елена Борисовна, вам надоедать!
– А в кафешках ваших пить коктейль удобно? И ладно бы коктейль был стоящий, а то почти всегда один портвейн!
При слове портвейн Алька судорожно сглотнула:
– Извините, даже слышать про выпивку не могу - тошнить начинает.
– Все, идите, жду!
Выйдя, натолкнулись на Витищенко:
–
– Отвали, а?
– А чё отвали?
– явно нарывалась та, - подумаешь, офицера она заимела, который к тому же и не пишет, да и невеста у него давно... имеется, - как-то заторможенно проговорила последнее слово Витищенко, глядя испуганными глазами за спину Альке.
– Витищенко, я так жалею, что не отчислил тебя после третьего курса, мать твою пожалел, а, похоже, зря! Чем сплетни собирать и распускать, лучше бы об учебе больше думала. Какое тебе дело до того, кто и у кого есть, за собой надо смотреть, а не кивать на других, еще раз увижу, что плюешься ядом... и вместо диплома, выйдешь со справкой!
– Простите, Евгений Дмитрич, - бледная, вся враз поникшая Витищенко опустила глаза вниз.
– Что ж ты такая завистливая-то, а?
– Директор тяжело вздохнул.
– Иди, подумай о моих словах!-
– Аль, пошли!
– Да-да, мы же с тобой хотели в пельменную смотаться, - нашла в себе силы спокойно проговорить Алька. Вышли и тут Альку стало колотить:
– Всякое дерьмо...
– Цветик, не хотела тебе говорить, Витищенко постоянно пишет Анне, а зная её любопытство, ... ты сильно расстроилась из-за невесты?
– Даже и не знаю, что-то надломилось во мне, той ослепляющей любви уже нет, да и наверное, правда, большое видится на расстоянии. Пошли, пельмешков хочется. Давай договоримся, нет в моей жизни ни Анны, ни Тонкова - и не будем про них вспоминать!
А Тонков готовился к свадьбе, и случилась эта свадьба по залету. Прапорщик Сергеев фактически снял его со своей, жаждущей получить любого из холостых лейтенантов в мужья, дочери. Вот и влетел красавец-гусар в дерьмо на полном ходу, подвыпили с ребятами хорошо, и понесло его на подвиги, смутно помнил он события того вечера, а когда проспался, вызван был к командиру, и обязали его жениться на обесчещенной девушке. Чести правда там уже не было давненько, но кого волнует, факт налицо и вперед.
– Да, бумеранг вернулся, я всегда ржал над бедолагами, а сам это же получил, - с усмешкой сказал своему верному Завиновскому Мишка.
– Лучше б я тогда на Альке женился, там хоть честь была... А, не смертельно! Верности от меня она не дождется. А так хоть залета больше не случится.
Свадьбу сыграли на Новый год, невеста цвела и пахла а жених... просто тупо напивался. Как-то приелась ему жена за неполный месяц, "глаза б на неё не глядели" - проговорился он Толику.
Ближе к концу вечера Тонков решил подколоть Авера, что стоял рядом покуривая:
– Ну что, Авер, теперь только тебе жениться осталось, да Чертову, остальные все окольцованы? Зная, что у Сашки нет даже девушки, решил "наступить на любимую мозоль", и получил ответ:
– Теперь точно в отпуске женюсь, соперник, вот, отвалился, теперь не упущу.
– Соперник у тебя был?
– Да.
–
– Да ты, Миша, ты!
– Не хочешь ли ты сказать, что Светка тебе..?
– При чем здесь Светка, я про подсолнушек говорю, девочку такую светлую, Алю.
И столько тепла было в голосе Аверченко, что Тонков поперхнулся дымом.
– Ха, ты думаешь, она тебя ждет? Небось, давно уже во все дыхательные и пихательные...
– и задохнулся от удара в живот.
– Грязь-то не лей, что ж так из тебя дерьмо-то поползло?
Сплюнув, Аверченко пошел к себе. А Тонков вдруг как-то ясно понял, что гадость он сказал только от того, что разум затопила какая-то черная ревность. Весь оставшийся вечер он был мрачнее тучи, мало улыбался и волком смотрел на Анну. Та зазывно улыбалась, явно не понимая, отчего это такой всегда веселый и обаятельный Миша Тонков, казалось, готов её покусать.
Гости расходились, Тонков пошел на КПП - проводить мужиков из соседней части, бывших на свадьбе, когда подъехало позднее такси и из него выбрался, тяжело опираясь на палку, капитан Ковшов, успевший получить ранение в первые же дни пребывания в Афганистане и отлежавший два месяца в госпитале.
– Здорово, капитан!
– Здорово!
– Давай я тебе чемодан донесу.
Приноравливаясь к неровному, рваному шагу капитана, Мишка спросил:
– И как там?
– Как видишь, стреляют! А ты чего ребят провожал, сабантуй какой?
– Женился я!
– Да? Поздравляю! Девочка хорошая! Светлая такая!
– Кто, Светка Сергеева светлая?
– поразился новоиспеченный муж.
– А, вот ты на ком... Я подумал про ту девчушку, что летом улетала от тебя, плакала она всю дорогу до Москвы.
И Тонков взбеленился (сговорились все, что ли, про Альку напоминать?):
– Побольше поплачет, поменьше пописает!
– со злостью выговорил он.
– Зря ты так, - с какой-то грустью выговорил Ковшов, - слезы и пот, они соленые, даже горько-солёные! Проверил на себе. О, увидела!
– к нему, раскинув руки, бежала его жена, и столько счастья было на её лице, что где-то внутри у Мишки сильно и глубоко заныло.
И разладились у него приятельские отношения с Авером, да и Ковшов при встречах как-то холодно здоровался с ним. И раздражала до зубовного скрежета жена...
Быстро пролетел месяц преддипломной практики, встретили Новый, 81 год, Алька дома, Валька в Свердловске, в компании школьных друзей, Малышева у Славиных - все надеялись, что год будет спокойный и принесет что-то доброе.
Алька надеялась, что родится мальчик, уж очень не хотела она девочку - мужику все полегче в жизни, да и мать с Сережкой тоже ждали мальчика. Мать как-то рьяно взялась готовить пленки и подгузники. Серый нашел журнал 'Сделай сам' и упорно мастерил кроватку для племяшки. В технаре всех выпускников распределили по руководителям, Альке достался пофигистский мужик из проектного бюро, ему постоянно было некогда, консультации без конца переносил, Алька слезно просила Малышеву помочь хоть как-то, уж очень она не любила черчение... Та нашла недавнего выпускника, толкового парнишку, и тот за три вечера все разъяснил и помог вычертить основное.