Цветок Америки
Шрифт:
– А где же ваша дочь?
– Об на небесах, – ответила Жанна.
Разговор принимал не тот оборот, ведь эта Мари, как выяснилось из рассказов венгров, была отъявленной сплетницей. Счастье еще, что Жоашена не оказалось дома: вероятно, он отправился в лес.
– Что же с ней случилось? Она была такая милочка!
– Воспаление легких.
– Да уж, Пифальц – местечко холодное.
Пифальц. Откуда эта болтливая сорока знает, что Об жила в Пфальце?
– А муженек ваш? Не приехал с вами?
– Он
– Ой, горе-то какое! – воскликнула старуха. – Жизнь из нас все жилы тянет! Мерзавка распутная!
И смерть, значит, тоже. По обычаю Жанне следовало предложить стакан вина бывшей служанке; впрочем, та уже поглядывала на кухонное окно.
– Стало быть, вы теперь вдова? Женщина в окне – это не управительница ваша?
– Да. Фредерика! – раздраженно позвала Жанна. – Дайте стакан вина Красотке Мари.
– А как зовут высокого молодого человека?
– Франц Эккарт.
– Франзекарт? А малыша?
– Жозеф.
– Как и дедушку. До чего ж они похожи, ваши ребятки.
Это меткое наблюдение говорило о многом. А несносная бабенка продолжала осматриваться: судя по всему, она прекрасно знала, что в доме л'Эстуалей живет еще один человек. Фредерика вынесла Красотке Мари стакан вина. Та смерила ее взглядом.
– Вам нужна помощница на кухню, – заявила она. – Говорят, вы подыскиваете слуг. Мне здешние порядки известны. И я еще бодрая.
В болтовне – да, сказала себе Жанна.
– Я подумаю, – произнесла она вслух.
Итак, старая болтунья все пронюхала. Должно быть, работала на полицейских осведомителей. И на других людей тоже.
– Спросите у булочника, где дом Красотки Мари. Меня тут все знают. Я готова взяться за дело прямо сейчас.
– Спасибо, Мари, – сказала Жанна.
Она проводила ее до садовой калитки. Та в последний раз огляделась и наконец, ушла.
– Не нравится мне эта женщина, хозяйка, – сказала Фредерика. – Она колдунья. И сплетница.
Жанна кивнула.
Она рассказала Францу Эккарту об этом разговоре, и за ужином они вдвоем насели на Жоашена, умоляя его соблюдать осторожность. Больше чем когда-либо нужно было затаиться: не совершать никаких поступков, которые могли привлечь к нему внимание и возродить слухи о его колдовской силе.
После отъезда, а затем и смерти короля Рене Анжер лишился источника самых интригующих и лакомых сплетен. Жанна некогда была принята при дворе этого короля и пользовалась всеобщим уважением, поэтому ее возвращение в город не могло не вызвать интереса.
Естественно, первыми продемонстрировали это священнослужители. Дом л'Эстуалей поочередно посетили отец Лебайи, состоявший при соборе Сен-Морис, и аббат Кусе, настоятель обители Сент-Обен. Оба рассчитывали на пожертвования баронессы де л'Эстуаль, которая, разумеется, не преминет поддержать их добрые дела. Эти люди были хорошо осведомлены: они знали, что Жозеф де л'Эстуаль – банкир, а Франсуа – владелец печатни «Труа-Кле» в Страсбурге. Баронесса
– Бедный человек, которого я приняла из сострадания и для помощи по дому. Он уже и крышу починил.
Последнее было истинной правдой. Поверил аббат или нет, но удалился он с кошелем, вполне оправдавшим его ожидания.
Однако дом продолжал интересовать многих. Некоторые из них – всегда одни и те же – бродили по улице и пытались заглянуть через изгородь в сад, где чаще всего проводили время Жанна, Франц Эккарт и Жозеф.
Это начинало утомлять, и Жанна обнаружила, что Анжер вовсе не та мирная гавань, которую она надеялась обрести, покидая Страсбург. Причину такого назойливого внимания она угадывала даже слишком хорошо: Жоашен. Сбывались и ее опасения: история с венграми, похоже, не завершилась – презрение Франца Эккарта к предложенной ему короне не убедило венгров и еще кое-кого отказаться от своих планов.
– Замыслы Максимилиана Габсбургского в связи с Венгрией тревожат французского короля, – объяснил Франц Эккарт за ужином. – Людовик Двенадцатый хотел бы посадить на венгерский трон человека, который стал бы его союзником, поскольку именно ему был бы обязан престолом.
– Значит, речь идет о тебе, – сказала Жанна.
Он кивнул. Жоашен следил за ними проницательным взором.
– А ты по-прежнему не хочешь стать королем.
– Конечно, нет. Я хотел бы умереть своей смертью.
– Чума на всех королей! – вскричала Жанна. – Неужели нас до конца дней будут преследовать эти венгерские интриги!
Жозеф, который ничего не понимал, испугался гневной вспышки Жанны – она улыбнулась ему, чтобы успокоить. Можно было не сомневаться, что осведомители скоро пронюхают, что он сын Франца Эккарта и, следовательно, возможный наследник трона. Жоашен, казалось, угадал ее мысли: он смотрел то на ребенка, то на Жанну.
Все начиналось заново, как в те дни, когда Дени замышлял похитить и убить Франсуа.
– Если хорошенько подумать, – сказал Франц Эккарт, – единственным более или менее прочным звеном в этом деле является свидетельство мегеры, которая на днях заходила к тебе. Ведь именно она уверяет, будто видела Жоашена на опушке леса.
Глаза Жоашена вспыхнули. Никто не стал продолжать эту тему при Жозефе.
Свидетельство Красотки Мари и в самом деле было единственным прочным основанием для интриги венгров.
– Все-таки это безумие, – заметила Жанна. – Вопрос о престолонаследии решается исходя из свидетельства ведьмы!
Франц Эккарт пожал плечами.
– Если она исчезнет, это нам ничего не даст, – продолжала размышлять Жанна. – Надо бы сделать так, чтобы слова ее были поставлены под сомнение. Чтобы ее признали безумной.