Цветок эдельвейса или под сенью львиной лапы
Шрифт:
Адвин смахнул упавшую на глаза прядь, и его взгляд будто полоснул меня:
— Не уверен, что ты сможешь осознать все. Для человеческого разума это будет несколько больше, чем невозможно. А я не хочу получить сумасшедшую экономку.
Я еле успела сдержать смешок. Забавно, что пятью минутами раньше, я так же подумала и про него.
Лорд недоуменно на меня воззрился, а я поймала себя на том, что начала нервно руками разглаживать и так идеальную ткань юбки платья.
— Я не буду настаивать, но мне кажется, будет справедливо не скрывать от меня важные вещи. И у меня есть
Я достала шуршащий листок бумаги и приблизила к глазам, зрение подводило меня, хотя и перестало ухудшаться с приходом в замок лорда Адвина.
Полчаса обсуждений непонятных для меня моментов и я вспоминаю, что, кроме приятного общества лорда, у меня есть куча обязанностей.
— Простите, милорд, я должна подать вам обед.
Адвин улыбнулся и сказал:
— Ты можешь не делать этого, я вполне способен обслужить себя сам, — Ой, ли? Сомнение красноречиво проступило у меня на лице и лорд стушевался, — ну, если ты настаиваешь…
Я накрыла лорду в малой столовой, там было теплее, и требовалось меньше дров, чтобы нагреть помещение.
Лорд наблюдал за мной, подмечая все движения.
И когда я поставила перед ним тарелку с луковым супом, исходящую паром, он схватил меня за руку, заставив замереть в удивлении и попросил:
— Пообедай со мной.
Я лишь молча качнула головой, не самая лучшая идея сближаться со своим хозяином. Время это безвозвратно канет, а больно будет моему сердцу, а не его.
— Можешь считать это приказом самодура, — мужчина смягчил жесткие слова улыбкой, — Мне будет приятно твоё общество.
— Не могли бы вы отпустить меня, — кивнула я на его руку, по прежнему удерживающую меня за запястье.
— Только после твоего согласия, — а ведь он когда-то казался мне простачком, которого легко обвести вокруг пальца. Кажется мне, я сильно ошибалась.
— Хорошо, я пообедаю с вами, прошу вас, отпустите.
Адвин тут же оставил в покое мою конечность и ждал, когда я поставлю второй прибор и налью себе супа, пахнущего просто одуряюще аппетитно. И лишь тогда он начал есть, впрочем, это не принесло мне облегчения. Сама ситуация не располагала к приятной трапезе, а когда я услышала вопрос лорда, так, вообще, чуть не поперхнулась.
— Я так мало о тебе знаю, расскажи о своей семье, откуда ты.
Он уже закончил с супом и теперь, сложив руки замком, с любопытством на меня взирал.
Слова шли с трудом, будто проталкиваясь через какие-то невидимые препятствия. Хотя и говорила не я, а горло драло, будто криком кричала.
— Я с запада, папа — гробовщик, у него дар работы с деревом, мама — растения выращивает лучше всех. Кроме меня у них никого нет, как-то не задалось.
— Может оно и к лучшему, иметь брата, то ещё удовольствие, — уставился лорд непонятным взглядом на мое плечо, — и давно ты… проклята?
— Давно ли я старуха? Года два, как, — все же, несмотря на неприятную тему, мне удалось перебороть неловкость.
— Как… это случилось?
Я помолчала, вспоминая:
«— Чтоб тебя упыри сожрали, девка, чтоб твои глаза повылазили, смотри куда прешь!
Я первая смогла подняться с земли и вместо того,
— Если бы я была слепа, я хотя бы не глазела на твоё уродство, старуха, — и засмеялась.
Та внезапно прекратила сыпать ругательствами, и исподлобья посмотрела на меня, а потом неожиданно прытко оказалась рядом и схватила за запястье, напрасно я пыталась вытащить руку и сбежать. Липкий противный страх завладел мною, все что я могла это только не поддаваться панике и не орать во весь голос.
— Ты считаешь, что вправе оскорблять меня, Туайя?
Я вздрогнула, откуда она знает моё имя? Хотела спросить, но язык не слушал меня. А старуха продолжала мелодичным речитативом:
— Узнаешь каково это быть старой! И месяца не пройдёт, язык твой поганый ничего больше сказать не сможет, если не откроешь истину — умрешь».
— Я оскорбила Богиню и она прокляла меня, я не могла знать, что она любит путешествовать вместе с бродячим цирком, для меня она была лишь безмозглой старухой, — я горько усмехнулась, — а теперь я не сильно от неё отличаюсь. Только вот Богиня может принимать множество обличий, и она бессмертна, а мое тело все дряхлее и я вряд ли успею снять проклятье.
— Она не ставила никаких условий?
— Говорила что-то про истину, да позже, явилась ко мне во сне, предсказала, что, когда спасу льва, спасусь сама.
— И на том спасибо, — лорд участливо улыбнулся, — Не хотите ли жаркого, Туайя?
Я хотела!
Когда я нервничала, у меня просыпался аппетит, так что, несмотря на съеденную похлебку, жаркое я встретила с воодушевлением.
Лорд отключил горелку под чугунком и принёс нам две тарелки благоухающего мясом и тушеными овощами жаркого. Хлеб бы сюда подошёл свежий, ноздреватый, с серым мякишем из ржаной муки, но и белый багет пришёлся ко двору.
Я тщательно собирала им жидкую ароматную подливу и аккуратно уничтожала содержимое своей тарелки.
Лорд не мешал мне, лишь чуть позже спросил:
— Может добавки? — а в глазах его были смешинки.
— Там ещё десерт, — стараясь не улыбаться, сказала я.
— Действительно, не могу же я оставить даму без сладкого.
Если бы не вся странность ситуации, я бы сказала, что у нас… свидание?
Лорд, правда, совершенно не умел флиртовать, но он честно старался.
— Понимаешь, Туайя, — голос лорда отвлёк меня от размышлений, он стоял ко мне спиной и накладывал на маленькую тарелочку пирожные — есть такая легенда. Я слышал ее в разных интерпретациях, но чаще всего такую:
Жила-была в горной деревне одна девушка, Нян Ки, дочь местного богача, краше ее не было никого в этом селе, самые яркие ткани привозил ей отец с ярмарок, самые длинные бусы и золотые серьги. Да и приданое за ней давалось изрядное, такое и баронету не стыдно предложить. Вот один такой и посватался за красавицу, и года не прошло, как вторую жену схоронил, а все туда же — на молодую девушку заглядываться.
Отец был на седьмом небе от счастья, ведь его дочь могла стать женой знатного господина. Он пообещал ее руку и ее саму баронету, но всегда послушная дочь вдруг заартачилась.