Цветок и Буря
Шрифт:
Бабушка говорила, что старые наложники чаще всего заканчивали продавцами риса или погибали в дешевых борделях, что всегда заставляло Юань чувствовать себя виноватой. В детстве Дэйю всегда говорила, что у нее будет всего один муж. Да и зачем женщине еще? Это ведь даже неприятно!
Однако традици всегда оказывались сильнее личных предпочтений, и со временем старшая сестра смирилась, ведь таково было желание Матери Богов, а с ее волей никак нельзя спорить. Отчасти Юань радовалась своей роли младшей сестры семейства: иметь нескольких мужей ей не
Задний дом, хоучжаофан, предназначался для сыновей Главы, а также непризнанных дочерей-бастардов от опальных наложников или заезжих мужчин-гостей: такого рода курьезы случались гораздо чаще, чем хотелось бы. Первые жили как господа в окружении личных слуг, вторые занимались домашней работой и медитировали, дабы очиститься от врожденного греха. Там же, за запретными стенами, проживали неженатые наставники-мужчины, преподававшие юношам из клана нормы этикета, заветы Матери Богов, правила поведения в компании женщин и законы совершенного танца.
В отдельно стоящих зданиях, окруженных невысокими декоративными заборами с символами, благословениями и рунами, традиционными для семьи, располагались казармы боевых монахинь, денно и нощно стороживших сыхэюань, а при случае – и территории Клана за его пределами. Боевыми монахинями частенько становились дочери-бастарды в случае, если открывали в себе таланты к магии и взаимодействию с ци, а также одаренные женщины из числа личных учениц мыслительницы Клана, которых та приводила из деревень и городов, руководствуясь зовом сердца.
Тренироваться во внутренних дворах, на кривых мостиках, пересекающих декоративные речушки, в галереях и садах считалось признаком бескультурия: для этого существовала специальная площадка, расположенная за несколькими рядами двориков нэйюань, украшенных фонариками, крошечными беседками в нишах и колоннами с золочеными благословениями и наставлениями Матери Богов – так члены клана извинялись перед своей небесной повелительницей за то, что вынуждены практиковаться в резне себе подобных ради выживания и счастья.
Площадка была огромной и светлой, по ее периметру тянулись замершие близко друг к другу хуабяо – гордые лица драконов и фениксов с человеческими глазами, полными мудрости и спокойствия, глядели прямо перед собою; их вид должен был напоминать сражающимся, что они отнюдь не животные, а война – лишь вынужденная мера, рука об руку с которой всегда должно следовать раскаяние.
Сыхэюань клана Цветка сильно отличался от сыхэюань клана Бури, а потому Юань, наконец отыскав выход из главного дома в один из уютных внутренних двориков, снова заблудилась, не зная, куда ей идти, чтобы размяться и потренироваться с шестом – ну, хотя бы самую малость, чтобы не забыть, как работать с оружием и применять основные техники.
К ее удивлению, дворик вовсе не пустовал: в крошечной беседке, сидя в тени тусклых синих фонариков, сидел молодой юноша в роскошных одеяниях и обмахивался веером с павлиньими перьями. На нем по-прежнему был танчжуан
– Хочешь позвать на помощь, госпожа Буря? – спросил он насмешливо, заметив, как девушка замерла на месте, готовясь броситься обратно в дом. – Или, вернее сказать, дурочка-Юань?
Он поднял свой веер к устам, будто пародируя правила этикета ее клана. Холодные глаза продолжали осматривать девушку, и в них не было ни мягкости, ни нежности, что так свойственна всему юному и живому. Юань решительно шагнула вперед и скрестила руки на груди. Она не сбежит; не в этот раз.
– Оглянись вокруг, дурочка-Юань, – продолжал подшучивать над нею незнакомец, и его ледяной голос пускал по ее коже холодную дрожь, подобную морозному зимнему эолу. – Разве ты не понимаешь, что никто не придет на помощь?
Он манерно дернул рукою, отбрасывая в сторону свой прекрасный веер; тот дематериализовался, не долетев до пола – растворился в воздухе, словно его никогда и не было. Юань поджала губы, следя за каждым действием неприятеля.
«Сомнений нет, – сказала она себе наконец. – Это настоящее оружие, а не какая-то там жалкая безделушка».
– Что, не хочешь помолиться своей ненаглядной Матери Богов напоследок – а, дурочка-Юань? Впрочем, не думаю, что она удосужится тебя послушать: я вот, например, взывал к ней с самого детства, и все без толку, представляешь? – Он залился неприятным смехом, и девушка осторожно повернула голову, всматриваясь в замершие кроны деревьев. – Вижу, ты наконец поняла! Странно: как твои мать и бабушка, будучи женщинами отнюдь не среднего ума, породили и воспитали создание столь узколобое и невнимательное?
Ничто, кроме юноши в красном халате, не шевелилось: замерли птицы на деревьях, листья в пышных зачарованных кронах, силуэты в окнах и соседних дворах. Время остановилось, зациклившись на единственной доле секунды, и Юань оказалась заперта внутри ужасающей пустоты вместе со своим прекрасным неприятелем.
– Не тебе судить меня, незнакомец, – спокойно ответила девушка, возвращая свое самообладание. – И не тебе насмехаться. Желаешь сразиться и покончить с этим бессмысленым гневом навсегда? Что ж, наберись храбрости и выйди из своего угла – я научу тебя манерам.
– Как мы заговорили, подумать только! И что же ты представляешь из себя, девчонка?
Юань сдвинула брови. Всякий раз, когда Великое Око Разума спрашивали, кто она такая – обычно это происходило за несколько секунд до гибели поверженной противницы – та отвечала: «Я есть рука смерти, которую ты по глупости попыталась отрубить». Впрочем, ей, мыслительнице и великой страннице, уничтожавшей преступниц, озлобленных безумных и проклятых членов семейства Костей, позволялось бросаться столь самодовольными фразами: они были более чем заслужены.